Сегодня мы должны были сдавать проект. С восьми часов утра весь отдел был в сборе, расставляя последние точки над «ё» в нашей части документации, плакатах и описании продукта. В два часа дня начальник собрал всё и отправился к заказчику. В половине пятого секретарша заказчика, регулярно получавшая шоколадки и цветы на 8-е Марта, информировала нас, что проект принят! Еще через пятнадцать минут начальник отдела позвонил и попросил никого не расходиться, поскольку он возвращается не только с подписью на проекте, но и с тем, чем можно обмыть эту подпись, и не только обмыть, но и качественно закусить то, чем обмывают подпись.

Сотрудники отдела в томном ожидании начальника и в сладостном предвкушении отдыха после блестяще выполненной работы, лениво лазили в Интернете по новостным сайтам или сайтам с анекдотами.

Я отправил жене эсэмэску, что сегодня немного задержусь на работе – сдали проект, отмечаем наш успех. Через пару минут получил ответ, что мне перед приходом домой нужно заскочить в магазин и купить себе что-то на ужин, например, пельменей, поскольку её (моей жены) сегодня не будет вечером дома. Я набрал номер жены и спросил:

– Дорогая, ты где? У кого-то в гостях, кто-то из однокашников приехал?

Я вспомнил, что неделю назад жена говорила о какой-то университетской подруге, которая вот-вот должна приехать из Америки навестить родителей.

– Нет. Наша дочь попала под машину. Я в больнице.

И телефон отключился.

«Что за ерунда! Как сбила машина?! Какая больница?!» – лихорадочно думал я, набирая вновь телефон жены. Однако автоответчик сообщил, что абонент или отключён, или находится в зоне недосягаемости. «Неужели у неё аккумуляторы сели?! Вот же ерунда какая! В самый неподходящий момент!» – разозлился я и стукнул кулаком с телефоном по столу.

Сослуживцы, оторвавшись от компьютеров, удивлённо посмотрели в мою сторону. Я вскочил. Какие-то бумаги со стола посыпались на пол, но я не обратил на это внимания. Выбегая из отдела и одеваясь на ходу, я крикнул: «Я домой, у меня какие-то проблемы!»

Пока ждал лифт и спускался с 15-ого этажа, я немного собрался с мыслями и решил, что надо хватать частника и мчаться в детскую больницу нашего района, поскольку если и произошло несчастье, то в первую очередь жену и дочь надо искать там.

***

Я влетел в главный вход больницы и метнулся к окошку с надписью «Информация о пациентах». Запыхавшись, я выпалил:

– В каком отделении находится Белова Катя?

За информационной стойкой сидела полная, чем-то недовольная медсестра. Она медленно развернула на стуле своё огромное тело в мою сторону, оторвавшись от разговора со своей коллегой-медсестрой, который, по всей видимости, и был причиной её плохого настроения. Она снизу вверх посмотрела на меня поверх очков и нехотя пробурчала:

– Когда поступила, с чем?

– Сегодня, машина сбила! – ответил я, тяжело дыша и вытирая пот со лба.

Медсестра начала медленно перебирать какие-то замызганные амбарные книги. При этом она ворчала себе под нос: «Вот бегают, а их машины сбивают, сидели бы дома или в школе учились. Куда только родители смотрят?» После этих слов она зыркнула на меня недовольным взглядом. Рядом сидела коллега-медсестра и равнодушно разглядывала меня, время от времени переводя взгляд на подругу. Наконец, достав одну из амбарных книг с названием «Журнал учёта больных. Травм. отд.», медсестра раскрыла её и стала медленно вести пальцем по столбику фамилий:

– Белова..., Белова..., Белова. Нет такой, – и медсестра вопросительно уставилась на меня.

Я непонимающе мотнул головой, но через секунду предложил:

– Посмотрите в хирургическом!

Процесс просмотра соответствующей амбарной книги и нулевой результат поиска повторились с точностью до недовольного ёрзания на стуле. Стул сильно скрипел, страдая от веса и недовольства сидящей.

Я еле-еле сдерживал себя, чтобы как-то не нагрубить этой женщине. Её равнодушие ко мне и моей боли, её недовольство чем-то, чему я не был причиной, меня сильно раздражали, но я, переминаясь с ноги на ногу, угрюмо молчал.

– Рая, посмотри в журнале реанимации, – предложила коллега недовольной медсестры.

Та достала новый журнал и углубилась в его изучение.

– Да, есть такая, поступила в девять тридцать.

– Как в девять тридцать?! А в прочем... Где реанимация? – закричал я.

– Не кричите молодой человек, та реанимация, которая нужна Вам, в соседнем здании, слева от главного входа, второй этаж.

– Благодарю Вас! – крикнул я на ходу и выбежал из главного здания больницы.

Бегом поднялся на второй этаж. В полутёмном коридоре перед дверями с надписью «Реанимация» я увидел жену, рядом находились ещё какие-то люди, но я бросился к ней, не обращая ни на кого внимания.

– Жанна, что случилось? Что с Катей? Почему ты не отвечала на мои звонки? Почему мне раньше не позвонила? – обрушил я град вопросов.

– Катя сегодня утром ушла в школу, – начала спокойно отвечать жена, – Около десяти мне позвонили и сообщили, что нашу дочь сбила машина, и она сейчас в реанимации ...

– Что ж ты мне сразу не позвонила?

Игнорируя мой вопрос, жена продолжала:

– ... свидетелей наезда нет, шофер скрылся, её доставила в больницу учительница, которая, как ты помнишь, живёт в нашем доме. Она же и позвонила мне. Я сразу после звонка приехала сюда. Не беспокойся, всё будет хорошо. Вот братья из КСБ и сестра Марина пришли поддержать нас в трудную минуту.

В голосе жены было какое-то ледяное спокойствие. Я ничего не понимал. Машина сбила мою дочь утром. Какие-то братья и сестра Марина уже давно здесь, а я узнаю обо всём только в конце рабочего дня!

Я удивлённо поднял брови и затряс головой:

– Я ничего не понимаю! Что с Катей! Ты диагноз можешь сказать?!

На шум из двери рядом с нами вышел молодой врач. Я обернулся. Спокойно и оценивающе взглянув на меня, врач твёрдым голосом произнес:

– Ваша дочь в тяжелом состоянии. Срочно нужно делать переливание крови. Если это не сделать в самое ближайшее время, мы её потеряем.

– Так в чем проблема?! Что же Вы стоите?! Действуйте!

– Не-е-ет! – вдруг закричала моя жена, – Никой крови!

Я тупо и непонимающе перевел взгляд с врача на жену.

***

Наш отдел являлся частью небольшой фирмы, которая образовалась несколько лет назад, отделившись в середине девяностых от государственного учреждения. Несколько человек решили образовать частное предприятие, которое занималось бы проектами, которыми государственное предприятие не считало нужным заниматься. Они для него были мелкими. Наша же фирма за такие заказы бралась и выполняла быстро и качественно.

Наш коллектив был небольшой. Подбирая крохи за крупными китами, мы были загружены Работой, но это нас вполне устраивало. Во-первых, зарплату мы получали стабильно и вовремя. Это были не ахти какие деньги для нашего города. Концы удавалось связать еле-еле. Инфляция каждый раз ослабляла этот узел, но мы как-то всё время умудрялись оставаться на плаву. Во-вторых, коллектив был дружный. Мы могли рассчитывать на помощь своих коллег в случае необходимости. Время от времени семьями собирались за городом на шашлыки. Иногда, когда нам удавалось успешно сдать какой-нибудь важный проект, начальство нас баловало, выделяя из кассы предприятия деньги на вечеринку после окончания рабочего дня. Нет, всё было весьма пристойно: алкоголь рекой не лился, и ложкой чёрную икру мы не ели. Сотрудники собирались на отдельские посиделки с бутылочкой хорошего красного вина, мясной нарезкой, парой салатиков из ближайшего магазина и фруктами. Посидев пару часов, обсудив последние международные и отечественные новости, посмеявшись над анекдотами, удовлетворенные и довольные мы расходились. Это было не часто, но такие посиделки скрашивали наши однообразные и напряжённые рабочие будни. Как говорится, мы выпускали пар. Такие встречи на мужской и женский праздники, на Новый год, на дни рождения сотрудников были, на мой взгляд, полезны. Это сплачивало коллектив, давало возможность разрядиться, поскольку работали мы напряжённо. Это был не рабочий день госпредприятия с 9-00 до 18-00 с перерывом на обед с 13-00 до 14-00, после окончания которого хоть трава не расти, и с практическим отсутствием заинтересованности работника в качестве выполняемой работы. Нет. Наш рабочий день мог начаться, если нужно для дела, и в шесть часов утра, а закончится в двенадцать часов ночи с обедом на рабочем месте и с кровной заинтересованностью в качестве выполняемой работы. Работали практически без отпусков, бывало, были заняты и субботу, и в воскресенье. Все понимали: как потопаешь, так и полопаешь.

Иногда во время отдельских вечеринок кто-то из нас сетовал на этот бесконечный и беспросветный бег за деньгами, которых постоянно не хватало. Причём я и мои коллеги не мечтали о ежегодном отдыхе где-нибудь в Испании или Канарах, не мечтали о дорогих иномарках и о супер обстановке в квартирах. Мы были типичными представителями нашей страны, которые имели ежемесячный доход чуть выше среднестатистического уровня. И чтобы не потерять это доход нам приходилось вертеться как лопастям вентилятора. Этот ритм жизни изматывал. Но что мы могли поделать? Мужики из нашего отдела в основном имели простой взгляд на жизнь: я – мужик, глава семейства, добытчик, должен обеспечить семью средствами к существованию, по крайней мере, всем самым необходимым. У многих из нас были неработающие жены с ещё маленькими детьми. Когда кто-то из нас грустно жаловался на изматывающую необходимость постоянно добывать деньги, и на то, что их постоянно не хватает, он не ждал, что его будут жалеть и успокаивать. Ответа не требовалось. Мы все всё прекрасно понимали. Однако с другой стороны мы все и тот, кто жаловался, прекрасно понимали, что такова сейчас жизнь и никуда из этого замкнутого круга не вырваться, поскольку ситуация в стране оптимизма не вселяла. Не было времени посидеть, подумать, ведь жизнь состоит не только из забот о хлебе насущном. Что-то в душе свербило и стонало, но что это такое, было малопонятно, а времени разбираться не было, сплошная суета. Так и забивали это свербление трудовыми свершениями.

Да и как мы могли разобраться в себе и своих душах, когда воспитывались в атеистическом обществе и в атеистических семьях? У нас-то о таком понятии как душа представления были весьма смутные и расплывчатые. Душа это, это, э-э-э... Вот сейчас зайдите в любую фирму, где кипит работа, где коллектив молод и энергичен, подойдите к любому менеджеру и спросите, что такое душа? Ответ не трудно предугадать. «Ой! О чём Вы? Какая душа?! У меня приём товара и заполнение накладных!» Ну, или что-то в этом роде. Или задайте сейчас этот же вопрос жителю какой-нибудь деревни, от которого веет вчерашним. Нет, лучше не надо, можно нарваться на непечатные выражения...

Мы задумываемся о чём-то подобном, когда долго едем в метро, автобусе или электричке. Но часто ни к каким особо ценным выводам не приходим. Поскольку, во-первых, мы ничего не знаем о духовной жизни верующего человека, а, во-вторых, нас постоянно что-то от наших мыслей будет отвлекать: громкая, доносящаяся отовсюду музыка; кто-то толкнёт или спросит разрешения присесть рядом; мешочник в электричке начнёт рекламировать какую-нибудь зубную пасту или расчёску, предлагать газеты, многие из которых даже в руки брать противно, не то чтобы читать.

Дома тоже нет возможности подумать. Дома жёны и дети. У старших детей бывают проблемы в школе, возникают трудности взаимоотношений со сверстниками со двора. Младшие дети просят почитать книжку или поиграть в пришельцев из космоса. Жёны ждут от нас решений домашних проблем. А еще дома есть телевизор! Эта вещь может поглотить наше внимание на весь вечер, забив аналитические центры нашего мозга всякой дребеденью…

Моя жена тоже не работала, хотя ребенку было уже восемь лет. С ее специальностью библиотекаря люди могли найти работу, но там, где предлагали место нам, зарплата оказывалась настолько мизерной, что с учётом дороги нам пришлось бы ещё и доплачивать за то, что у жены есть работа. Мы резонно рассудили, что уж лучше пусть она сидит дома, чем так работать. Мой график работы не нормирован, а за дочерью, которая уже ходила во второй класс, в наше неспокойное время всё-таки требовался пригляд, а иногда ей ещё нужна помощь в подготовке уроков.

«Сидеть дома» – это только так говориться. На самом деле хорошая хозяйка дома не сидит. Она моет, стирает, готовит и выполняет ещё море всякой домашней работы. Домашняя работа – вещь достаточно нудная и однообразная, и, по-моему, только женщина может с ней справляться. Ни один мужчина заниматься домашними делами более месяца, на мой взгляд, не способен. Некоторые скисают уже на третьи сутки.

Я ничего не мог ответить жене на её жалобы: каждодневная стирка и уборка достают ее до самых печенок; каждый день одно и тоже; в гости, в кино, в театр мы ходим очень редко; контакты со многими нашими бывшими друзьями и знакомыми давно потеряны; приглашать к нам гостей стыдно, поскольку ремонт уже много лет не делался, а денег хватает только на то, чтобы поесть и купить самое необходимое из вещей, на всё остальное денег нет. По большому счету моего ответа на ворчание жены не требовалось. Жена тоже всё прекрасно понимала. Так, пар выпускала. Я понимал, что она выпускает пар, слушал, молчал и не обижался.

Однажды, придя вечером домой после работы, я заметил, что жена в каком-то приподнятом настроении. Я умылся, переоделся и сел за стол. Жена, наливая мне борща, сообщила, что сегодня к ней зашли две приветливые женщины и предложили изучать Библию.

– Что это за женщины?

– Не знаю, но они были так добры, так обходительны и приветливы, они мне так понравились. Предложили свою помощь в чтении и понимании Библии.

– Ничего купить не предлагали?

– Нет! Они даже подарили мне несколько журналов!

Я посмотрел на журналы, которые были в руках жены. Один из журналов назывался весьма энергично «Пробудитесь!», у второго название было какое-то военно-оборонительное «Сторожевая башня». На обложке журнала я заметил лицо какого-то парня, который с радостью и надеждой смотрел вверх. Рисунок показался мне слащаво-приторными, но я не стал размышлять на эту тему, поскольку был увлечён потреблением борща, который очень любил.

До журналов ли мне было? Я ужинал. А когда я мог спокойно и качественно поесть? Представьте. Подъём рано утром. На завтрак пара бутербродов или яичница глазунья. Пулей на работу. Обед на рабочем месте. На обед какие-нибудь булочки или слойки с кофе. Во время обеда либо чтение новостей их Интернета, либо разговор с коллегой. Между прочим, разговор деловой, а не о женщинах. Ну и, когда можно поесть вкусно, и не торопясь? Правильно, только ужиная дома.

– Как хочешь, изучай. Только смотри, чтобы эти дамы квартиру не обнесли, – в шутку предупредил я жену.

Жена вспыхнула, но, видя, что я шучу, ничего не сказала и ушла в комнату читать журналы.

Я подумал, пусть изучает с новыми подругами Библию. Вере в Бога я не противник. Наверное, есть кто-то там, но я-то живу здесь, денег мне никто просто так не подкинет. Будет время, разберусь. А жена пусть изучает. Новые впечатления, новые знакомые, чем-то новым заполнит свободное время, отвлечётся от однообразных домашних будней.

Жена увлеклась изучением Библии со своими новыми подругами. У нас стали появляться всё новые и новые журналы и книги. Финансово это никак или почти никак не отражалось на семейном бюджете. Иногда жена что-то жертвовала в общину, но это были не ахти какие деньги, чтобы жалеть о них. После трёх месяцев коллективных занятий-изучений я наконец-то узнал, кто к ней ходит. Свидетели Иеговы. Ну и пусть. Для меня было всё едино, что Свидетели Иеговы, что православные, что баптисты или католики. Все они, как я думал, говорят об одном и том же Боге, только немного по-разному. Ну и, какая разница, к кому она ходит на службы?

Месяца через три, придя домой раньше обычного, я застал дома дочь одну. Она сказала, что мама ушла помогать изучать Библию.

– Как помогать изучать? Кому? Она сама ещё совсем недавно ничего не знала!

– Она изучала, на собрания ходила, – ответила дочь. – Они с тётей Мариной пошли по своей территории рассказывать об Армагеддоне.

– А ты откуда знаешь? – удивленно спросил я.

– Меня мама уже два месяца с собой на собрания водит. Они там журналы читают, которые у нас дома лежат. Служебный помощник их потом вызывает, как в школе, и вопросы задает, которые в журнале после каждой статьи приведены. Они отвечают.

– Что за служебный помощник?

– Ну-у-у, это мужчина такой. Ещё есть старейшина. Только он не старый, он – молодой мужчина, наверное, младше тебя.

– А этот что делает?

– Он нам статьи из журнала своими словами пересказывает. А иногда ведёт ещё какие-то занятия по книжке. Не помню, как называется, синяя такая. Она у мамы есть.

– И давно она уже так проповедует?

– Уже недели три. Придёт, какой-то журнальчик достанет и время запишет.

В двери заскрежетал ключ. Я встал у двери в комнату и с интересом наблюдал за женой, как она переодевается.

– Ну и как твои успехи в деле проповеди? – спросил я, улыбаясь. – Надеюсь это всё не в ущерб ужину?

– Конечно же, не в ущерб! Ужин на плите. Сейчас разогрею.

– Что такая веселая?

– Ну, как не радоваться?! Сегодня ещё одну женщину уговорили прийти к нам на собрание. Так её жалко, так жалко! Муж пьёт, денег в доме – кот наплакал. Еле-еле сына тянет. А мы пришли, она так обрадовалась, что её хоть кто-то пожалел. Мы ей журналов оставили. Пусть читает, просвещается. Обещала после завтра к нам на собрание прийти. Одна у меня печаль – ты не хочешь даже в руки «Сторожевую Башню» взять. Там ведь глаголы вечной жизни!

– Ой, Жан, прекрати! Мне и без этих глаголов есть что почитать. Я на работе так устаю, что мне еле-еле хватает сил телевизор смотреть! – вспомнил я шутку из детского мультфильма.

– А если завтра Армагеддон?! – всплеснула руками жена.

– А Шварцнеггер на что? Не справится, Брюс Уиллис и Сталлоне на помощь придут! Джеки Чан и Ван Дамм в резерве будут! Они в раз это безобразие прекратят! – засмеялся я.

Жена на эту шутку только грустно усмехнулась.

– Ладно, кончай меня обрабатывать, я есть хочу! Вспомни встречу Ивана-Царевича с Бабой Ягой. Что царевич сказал? Ты сначала в дом пригласи, накорми, напои, в баньке попарь, а уж потом вопросы задавай!

У меня сегодня было хорошее настроение, к тому же я заметил, что дочь подошла ко мне с тетрадкой и дневником.

Открыв дневник, я обнаружил оценки за четверть, из них было только одна четверка по математике, остальные пятерки. В тетрадке по русскому языку за небольшое сочинение стояла пятёрка. Сочинение назвалось «Мой папа». Прочитав, я чуть не прослезился. Я схватил её на руки и закружил по комнате, гудя, изображая самолет.

– Катерина, скоро твой день рождения, что хочешь в подарок? – спросил я, продолжая гудеть.

– Что я хочу? Я хочу, я хочу..., ой... а тётя Марина говорит, что нельзя праздновать день рождения, – сразу как-то поскучнев, сказала дочь.

– Почему? – удивился я.

– В Библии мы можем найти об этом несколько упоминаний! Фараон и царь Ирод праздновали свои дни рождения и оба закончились убийством! – назидательно произнесла жена.

Я пропустил слова жены мимо ушей – сама только-только взяла в руки Библию, и туда же проповедовать!

– Ничего, – прошептал я дочери на ухо и поцеловал в щёку, – мы что-нибудь придумаем.

– Правда?! – заулыбалась дочь, но под строгим маминым взглядом посерьёзнела.

– Правда, правда! Ладно, идем ужинать, а то Армагеддон на носу, а мы не евши!

И мы, смеясь и толкаясь, побежали на кухню.

***

Перед самым днём рождения, как раз за три дня до него, дочь слегла с ангиной. Лакунарная ангина с температурой под сорок. Три дня она ничего не могла есть, пила через силу, морщась от боли. Как сказал врач, в её горло сейчас может пролезть только шпатель.

Работая над очередным проектом, я постоянно в мыслях возвращался к дочери и старался как можно быстрее вернуться с работы. Быстренько поужинав, я садился на пол перед кроватью дочери и читал её любимые русские народные сказки и фантастические рассказы про Алису из детской серии книг Кира Булычева.

В день рождения дочери я решил отпроситься с работы пораньше. Начальник отдела, узнав, что моя дочь сильно болеет и к тому же сегодня её день рождения, не дожидаясь моей просьбы, с напускной серьезностью проговорил: «Чтобы духу твоего тут после обеда не было! Понял?»

После обеда я поехал домой, решив предварительно зайти в магазин игрушек и купить дочери подарок.

К моему удивлению жены я дома не застал. Дочь спала, дыхание было ровным. Я положил куклу рядом с ней на подушку. Проснётся, а тут такой сюрприз, обрадуется. «Жена, наверное, выскочила в магазин или в аптеку и скоро вернется», – подумал я.

Часа через два в замочной скважине входной двери заскрежетал ключ. Я вышел в прихожую. Жена снимала с себя верхнюю одежду. С собой у неё не было ничего кроме уже привычных для меня журналов «Пробудитесь!» и «Сторожевая башня». Я удивленно спросил:

– Жанна, где ты была?

– Я? Как где? Мы ходили по квартирам, помогали изучать Библию с желающими, – с некоторым вызовом в голосе ответила жена.

– Как ты могла оставить дочь дома одну?! Она же болеет! Вдруг ей нужна была бы твоя помощь!

– Врач сегодня была, сказала, что кризис миновал, Катя идёт на поправку. Когда она заснула после обеда, а что мне делать? я решила пойти на проповедь. Я и так три дня пропустила! В этом месяце я, наверное, уже не успею набрать необходимого числа часов! У Кати вон уважительная причина – болеет, поэтому на собрания не ходит. С неё как с ребёнка спрос не большой! А у меня что, какая уважительная причина?

Я удивленно смотрел на жену. Что за бред? Проповедь, какие-то часы? Как вообще можно было бросить больного, пусть и идущего на поправку ребёнка на целых три часа одного ради каких-то собраний и изучений? Как это может быть, что уход за больным ребенком есть не уважительная причина?

Жена из прихожей, молча и независимо прошла мимо меня в ванную комнату.

В недоумении я отправился в комнату дочери. Катя проснулась и радостно рассматривала куклу. Я встал в дверях.

– Папа, я тебя люблю! – прошептала Катя.

Она широко улыбалась, и эта улыбка согрела мне сердце. Вдруг Катя смутилась – она увидела из-за моего плеча серьёзное и осуждающее лицо мамы. Жена ничего не сказала, но её мнение о дне рождении я уже знал.

Остаток дня мы с женой не разговаривали. Я переваривал сегодняшние события. В моём сознании они не хотели укладываться. Неужели учение Свидетелей Иеговы требует именно такой веры и именно такого поведения в житейских ситуациях, примером которых и были сегодняшние события? Сегодняшний поступок жены в моём понимании противоречил стереотипу поведения нормального русского человека. В чём конкретно? Я сформулировать не мог, но чувствовал, что здесь что-то не так, не по-нашему. И в этот раз я ничего не смог решить, так как по телевизору началась программа «Вести», потом сериал про неподкупного и принципиального прокурора Машу, а потом мы лёгли спать.

Далее жизнь снова завертелась: дом – работа, работа – дом. Жена по-прежнему ходила на свои собрания и проповедовала в паре со своей новой подругой Мариной по квартирам. Кто такая Марина, я знал только со слов жены и дочери. Катя ходила с женой на собрания. Это уже переставало мне нравиться, но, что делать в данной ситуации, я не знал, ничего подходящего в голову не приходило, и решение откладывалось и откладывалось, а для совести была одна отговорка – работа и ещё раз работа, надо кормить семью, надо зарабатывать деньги.

И вот сегодня случилось то, что случилось.

***

– Как никакой крови? – я тупо и непонимающе смотрел на жену.

– А так! – начала кричать жена. – Я всё время пыталась донести до тебя то, что от нас требует Иегова и его организация, но ты всё время отшучивался!

– Ничего не понимаю. Чего требует организация Иеговы? Помереть без медицинской помощи?

– Разрешите вмешаться? – раздался чей-то вежливый голос.

Тут я наконец-то обратил внимание на двоих молодых парней и женщину, немного старше меня. Парни были аккуратно одеты. Такое впечатление, что передо мной стоят два американских менеджера, сошедших с какого-нибудь рекламного буклета. Женщина была одета аккуратно, но для российского взгляда привычно. В руках она держала стопку журналов, книг и листков, скопированных откуда-то.

Я мрачно посмотрел на обратившегося ко мне парня, но ничего не ответил.

– Мы, – сделав кивающее движение в сторону своих собратий, вкрадчиво начал первый «менеджер», – являемся представителями КСБ – Комитета по связям с больницами. Мы пришли поддержать свою сестру в трудную минуту. Сейчас наша сестра Марина разъяснит Вам позицию Свидетелей Иеговы.

Марина открыла на закладке книгу «Познание, ведущее к вечной жизни» и внятно зачитала текст[1], отложила на кресло первую книгу, достала другую «Что от нас требует Бог?» и снова быстро и четко зачитала заготовленное место[2]. Затем она вручила мне брошюру «Как кровь может спасти твою жизнь?» и протянула такую же брошюру молодому врачу, стоявшему рядом. Врач отрицательно замотал головой, спрятал свои руки за спину и наигранно-вежливым тоном произнес:

– Благодарю-с покорно, у меня-с уже есть-с! – его глаза горели, в них можно было прочитать и ненависть к сказанному, и жалость к излагающим такие взгляды, а ещё можно было уловить непримиримость.

Я, наблюдая за происходящим, пребывал в ступоре. В голове ничего не укладывалось: любимая дочь лежит за дверью, сбитая машиной; ей требуется срочная медицинская помощь; родная мать с какими-то «менеджерами» разводят какую-то бодягу и не дают врачам делать своё дело.

Вдруг врач спросил:

– А, что сказано в книге Второзаконие, которую Вы только что цитировали?

Второй «менеджер» раскрыл Библию и торжественным тоном зачитал: «Впрочем, когда только пожелает душа твоя, можешь заколать и есть, по благословению Господа, Бога твоего, мясо, которое Он дал тебе, во всех жилищах твоих: нечистый и чистый могут есть сие, как серну и как оленя; только крови не ешьте: на землю выливайте ее, как воду»[3].

– То есть, Вы считаете, что донор, сдавший кровь, – это животное, уготовленное в пищу?! – прокомментировал прочитанное врач с явной долей сарказма в голосе.

– Иегова приказывает выливать кровь на землю! – ответил второй «менеджер». Он был спокоен, в голосе чувствовалась уверенность.

– Чью кровь? – не унимался врач.

– Любую!

– Та-а-ак, всё ясно! – усмехнулся врач, – Видим то, что хотим увидеть, ну, или то, что нам внушили.

– Кровь священна и любые манипуляции с ней преступны! Этим мы оказываем неуважение к Иегове! – горячо и проникновенно произнесла Марина.

– Ну, кто бы спорил! – усмехнулся врач. – Однако сдавать кровь на анализы вы позволяете, – полуутвердительно-полувопросительно проговорил он.

– Это дело совести верующего! Вот что говорится об этом в журнале «Сторожевая Башня»: «Маленькое количество крови, взятое из тела, не съедено и не введено в кого-то еще. Оно просто исследуется или проверяется перед уничтожением»[4].

– Очень интересно! – улыбнулся врач, – Однако, несколькими абзацами ранее в этой статье утверждается, что кровь священна, и с ней надо обращаться соответственно, и что Бог якобы разрешил «только две вещи с кровью»: для жертвоприношения и, если кровь жертвенного животного не использовалась в алтаре, должна быть вылита на землю. Более того, подчеркивалось, что кровь «не употреблялась для некоторого личного использования». Да, кстати, в вашей книге «Объединены в поклонении единому истинному Богу» утверждается, что Иегова говорит «о единственном назначении крови – для жертвенника»!

Марина мрачно смотрела на врача. Врач вдруг согласился:

– Ну, ладно! Что тут копаться! Пусть Свидетелям Иеговы можно будет сдавать кровь на анализы. Пусть им можно будет употреблять лекарства, приготовленные из крови, для лечения, например, гемофилии. Пусть. Но ведь и кровь, сданную на анализы, и донорскую кровь, собранную для производства лекарств, нужно переработать, произвести некие манипуляции с ней, со святым для Свидетелей Иеговы предметом!

– Свидетели Иеговы на таких производствах не работают, – буркнула Марина.

– Ах, ну да, ну да, – иронически усмехнулся врач. – Грех! Неподобающие действия со святыней! Однако же кто-то должен взять на себя этот грех, чтобы Свидетели Иеговы не марались! Очень «благоразумная» политика! Вы грешите, а мы с чистой совестью лечимся, – хмыкнул врач. – Кстати, а вы знаете, сколько нужно донорских доз крови для производства таких лекарств? Один из типичных примеров – лечение ожогов третьей степени. Для курса лечение нужно где-то 600 граммов альбумина, а чтобы его произвести из донорской крови, этой крови надо около 45-и литров. А для лечения гемофилии используют факторы свёртывания крови. Для того чтобы получить 0,1 граммовую дозу фактора VIII необходимо около 9 тонн донорской крови. Одна донорская доза – примерно 400 миллиграмм. Вот и считайте. А есть еще фактор свёртывая крови IX. Ну и, кто эту кровь сдавать будет, чтобы обеспечить больных Свидетелей Иеговы лекарствами, если для вас донорство – грех?

– Да всё это – отцеживание комара, – вдруг в полголоса горячо заговорила Марина, глаза её блестели холодным огоньком. – Чья там кровь, кому принадлежит, надо ли ее выливать или нет, можно перерабатывать или нет? Всё это чушь собачья, бред сивой кобылы в лунную ночь! Главное, – она затрясла перед собой журналом, предъявляя нам «Сторожевую Башню»[5]. – Главное – это не мучаться всякими сомнениями! Важнее всего проявить веру! Следовать повелению Бога «воздерживаться от крови» и сохранить добрую совесть! Почему?! Потому что основная возможность спасти жизнь кровью состоит не в медицинских методах, а в спасательной силе крови Христа! Современная медицина может оказаться в состоянии продлить нашу жизнь на некоторое время, но мы не хотим продлевать свою теперешнюю жизнь чем-либо, что отягощало бы нашу христианскую совесть или было бы неугодным нашему Жизнедателю!

– Спасибо сестра, – выступил вперед первый из «менеджеров».

– Мы вообще-то не против лечения! Мы за современные методы лечения, переливание крови – это каменный век!

– А мы сейчас и не переливаем цельную кровь, – спокойно ответил врач, – Переливается эритроциты, лейкоциты, плазма. В нашем случае нам необходимы эритроциты для восстановления газотранспортной функции крови.

Лицо первого менеджера просияло:

– Есть же перфторан! Наше КСБ может помочь его доставить. Родители подпишут бумаги с гарантией оплаты, и мы осуществим поставку!

– Сколько это займет времени?

– Не более суток.

– Мда-а-а, – протянул врач и присвистнул. – В нашем случае счёт идёт на минуты, в лучшем случае у нас есть ещё пару часов. Потом я, наверное, уже не смогу помочь.

– А сколько это стоит? – робко вмешалась в разговор жена.

Первый «менеджер» назвал сумму. Теперь настала очередь свистеть мне. Таких свободных денег у нас не было. Можно занять на работе, ребята у нас дружные, наверняка помогут. Но и на занять необходимо время! А тут только на дорогу до работы в один конец около полутора часов езды!

Мысли со скрипом ворочались в моей голове, ощущение абсурдности ситуации не проходило, а наоборот нарастало скачками.

– Есть, например, коллоидные плазмозамещающие растворы, – блеснул знаниями второй «менеджер», – эритропоэтин, апротинин, десмопрессин, ...

– Ты сам-то понял, что сказал? – зло прервал его на полуслове врач, и далее, делая на каждой гласной букве ударение, произнес первое слово, – Плаз-мо-за-ме-ща-ю-щи-е! У нас же другая проблема – га-зо-транс-порт! Кислород мозгам и всему телу нужен! Понятно?! Кисло-род! Кислород переноситься эритроцитами, а не плазмой! Их надо переливать! Всё, что надо, и так капается! Далее! Эритропоэтин – это всего лишь почечный гормон для повышения образования клеток эритрона...

– Ну! Вот то, что нужно, – обрадовался второй «менеджер» – будут эритроциты!

– ... Время созревания клеток эритрона – 12 суток, а у нас пара часов максимум. Идём дальше. Апротинин – подавляет систему свертывания крови. Девочке кислород нужен сейчас, а не свёртываемость давить. Десмопрессин – синтетический аналог натурального гормона вазопрессина. Показания к применению: центральный несахарный диабет, ночное недержание мочи, гемофилия A, болезнь фон Виллебранда. Каким боком всё это здесь? Девочку машина сбила! Даже если бы за рулем сидел сам фон Виллебранд, десмопрессин нам не нужен! О-о-о, как достали советы дилетантов! Сколько раз уже можно говорить?! При современном уровне развития медицины ещё существуют диагнозы и состояния пациентов, когда без донорской крови не обойтись! Сейчас именно такой момент! Нужны эритроциты!

– Это крупная фракция крови! А наша обученная на Библии совесть позволяет переливать только мелкие фракции.

Врач иронически посмотрел на собеседника:

– Это какой же идиот поделил кровь на мелкие и крупные фракции?! Видел я эту классификацию в одном из ваших журналов. Бред полнейший! Жаль автор публикации – верный и благоразумный раб – «забыл» указать свою фамилию. Я спросить его хотел, из какой медицинской литературы он почерпнул сие открытие? Да и не на Библии совесть ваша обучена, а на анонимных публикациях «Сторожевой Башни»…

Слово снова взял первый «менеджер»:

– Вы карточку «Никакой крови!» у ребёнка видели?

– Видел.

– Какие проблемы?

– Родители здесь. Могу спросить лично.

– Нет! – робко промямлила жена.

– Да! – выкрикнул я.

– Мнения разнятся, – спокойно произнёс врач. – Я, по совести говоря, могу плюнуть на одно родительское «нет», и перелить эритроциты, опираясь на второе родительское «да».

Вдруг в комнате, откуда вышел врач зазвонил телефон. Врач резко повернулся на каблуках и зашёл в комнату.

Телефонный звонок произвёл на меня отрезвляющее действие. Голова прояснилась. Я решительно открыл дверь, за которой скрылся врач.

– ... нет, это не ночной клуб, это реанимация... нет, я не шучу... кого реанимируем? Будешь много пить, скоро сам узнаешь! – врач в раздражении бросил трубку.

– Доктор, что же делать? – спросил я.

– Делать? Можем дальше спорить. А время уходит. Сейчас они будут ссылаться на Конвенцию и на российское законодательство по охране здоровья граждан. Будут талдычить, что имеется право на отказ от медицинской помощи или конкретного лечения и прочее, что согласие даётся добровольно. Только вот сектантами игнорируется, что согласие или отказ «даётся на основе объективной информации, полученной от ответственного медицинского работника... без всякого давления со стороны кого бы то ни было». «Сторожевая башня» и «Пробудись!» это ответственный медицинский работник? Нет, это даже не медицинские издания. Практически все статьи анонимны! Вот промыть мозги – это они могут. Вся эта братия из КСБ, старейшины и их служебные помощники, кто они? Где их медицинские дипломы? Где ими реанимированные и поднятые с одра болезни пациенты?

– Это всё?

– Нет. Ещё они будут говорить, что переливание крови опасная процедура – помимо всяких рисков несовместимости, есть риск заразиться СПИДом или гепатитом. Хотя, при пересадке органов все эти болезни тоже можно подхватить, но Свидетели Иеговы соглашаются на пересадку, а вот кровь переливать не дают.

– Действительно есть опасность заражения?

– Есть, врать не буду. Вы, наверное, слышали, что недавно где-то медсестра заразила одним шприцом несколько детишек СПИДом? В программе «Время» сюжет был.

– Нет, не видел.

– У нас одноразовые шприцы и все прочее. А начальник станции забора крови – друг моего отца. Я его знаю с тех пор, когда ещё под стол пешком ходил. Он очень добросовестный дядька. Бомжей за версту чует и гонит их поганой метлой со станции.

– Но гарантий всё равно нет?

– Гарантии может дать только Бог! Человек предполагает, а Бог располагает. Хотя одну гарантию могу дать точно. Через пару часов ваша дочь умрёт, если мы не сделаем переливание.

Я понял, что если я сейчас не начну что-то делать, то взорвусь в прямом смысле этого слова.

– Что вам нужно для того, чтобы начать переливание?

– Ничего. Всё, что нужно есть в комнате, где лежит ваша дочь. Нам, – врач указал рукой на присутствующих (только сейчас я заметил спокойно наблюдающих за нашим разговором женщин в белых халатах, сидящих и пьющих чай). – Нам нужно, чтобы никто не мешал нам заниматься своим делом. Никто не путался у нас под ногами, не вис на руках, никто не вырывал катетеры из вен, никто не орал под ухом, что мы убийцы и противники законам Иеговы, и так далее.

– Хорошо, доктор. Это я беру на себя. Приготовьтесь.

С этим словами я вышел в коридор. Жена с тревогой посмотрела на меня – она меня знала. Видимо, мой решительный вид озаботил и сопровождающих. «Менеджеры» решили занять свой пост у дверей в реанимацию. Марина осталась сидеть и продолжала что-то внушать моей жене. Однако жена её уже не слушала, она смотрела на меня, а я быстро подходил к дверям реанимации. Подойдя к «менеджерам», я оглянулся назад. В соседних дверях стояли врач и медсестры. Все смотрели на меня. Повернувшись к «менеджерам», я вдруг сгрёб их в кучу и отпихнул от дверей, встал в них и загородил собою проход. Один из «менеджеров» от неожиданности нападения споткнулся, упал на пол и стукнулся головой об угол рядом стоящего кресла. Кровь брызнула из раны. Марина ринулась на помощь, бросив журналы на скамью.

Здесь нужно пояснить, что скамейки были старого образца. Это три-четыре скреплённых воедино сидячих места с откидными сидушками, разделённых подлокотниками. Когда встаёшь, сидушка с грохотом опрокидывается. На одной из них уже лежали какие-то книги. Когда Марина бросила в спешке туда же и журналы, сидушка опрокинулась, и вся литература Свидетелей Иеговы повалилась на пол. Если бы Марина повисла у меня на шее, я думаю, мне было бы трудно отбиваться от «менеджеров». Однако, по всей видимости, благоговение перед словом старцев из Бруклина было у неё столь огромным, что она бросилась не на помощь братьям из КСБ, а собирать упавшие к нашим ногам журналы.

Марина ползала по полу и кричала: «Что вы делаете, изверги! Ведь это для неё будет хуже изнасилования! У неё на всю жизнь останутся эмоциональные и душевные раны! Мы подадим в суд!»[6]

Я прочно занял проход в дверях и встал в боксёрскую стойку. Один раз я даже успел съездить по физиономии «менеджера», когда тот, не успев понять, что произошло, ринулся ко мне. Получив, он отлетел и в этот момент заметил, что второй его товарищ сидит на полу и держится за голову. Около уха сползала струйка крови. «Менеджер» хищно взглянул на меня, в его глазах мелькнула злая искорка:

– Ну, всё-о-о! Посадим! Жди повестки! – и сплюнул кровью на пол.

«Ничего себе! Наверно зуб выбил!» – удивился я.

Пока мы боролись, реанимационная команда прошла в отделение. Краем глаза я заметил, что жена сидит на краешке стула и безвольно за всем наблюдает. Из реанимации вышла медсестра, осмотрев голову сидящего на полу «менеджера», сказала:

– Ничего, до свадьбы заживет, только рассечение кожи. Давай перевяжу.

– Нет! – заорал первый кээсбэшник. – Быстро в соседнее отделение! Снимем побои.

Он помог второму встать, и они заковыляли к дверям. Марина с журналами засеменила за ними. Вдруг они остановились, и первый кээсбэшник рявкнул на мою жену:

– А ты что сидишь?! Живо за нами, нам ещё в милиции заявление писать.

Жена обреченно поплелась за ними.

Я остался один в коридоре. Медсестры иногда заходили и выходили из дверей реанимации. Минуты тянулись как часы. И, как ни странно, эти тревожные минуты дали возможность осмыслить, почему это всё случилось с нами, и кто в этом виноват.

Виноват однозначно я. Почему я не узнал и не разобрался с самого начала, кто такие Свидетели Иеговы и что у них за учение? Я свою лень оправдывал работой, что нужно деньги зарабатывать. Ну и что? Заработал? Дальше что? Вот результат моего незнания и бездействия: дочь лежит в реанимации; я бью по сектантским физиономиям; родная мать готова согласиться на смерть дочери. Ради чего?! Откуда вообще взялись эти Свидетели Иеговы на нашу голову?! Что за бред они несли?!

Врач вышел примерно через час и устало сел рядом со мной. Я вопросительно посмотрел на него.

– Мы сделали, всё что смогли. Теперь надо только ждать.

– Доктор..., э-э-э...

– Сергей, – догадавшись, представился он. – Давай на «ты». Ну, ты и боксёр, – усмехнулся врач.

– И я Сергей.

– Ты крещеный, тёзка?

– Да. В детстве ещё. Бабушка в сельский храм водила. Там меня их сельский священник и окрестил.

– А дочь?

– И дочь крещёная. Мы года три назад в Самару к тёще ездили. Ещё до того как жена во всё это ударилась. Тёща сказала, что у них храм есть святых Жен-Мироносиц, настоятель там продвинутый, член союза писателей. Ну, мы и пошли. Дочь окрестили. Екатерина. Священник оказался ничего, добродушный дядька. Мы даже пару его книг приобрели в церковной лавке.

– Прочитали?

– Нет... Времени не было...

Сергей вздохнул:

– Ничего, я надеюсь, теперь найдёте время для чтения, да и повод есть, – на этих словах он встал и ушел в комнату с телефоном.

Через пару минут он вышел. В руках у него была икона Божьей Матери Казанская. Он дал её мне.

– Вот, молись. В следующие часов шесть всё будет решаться, или все наши усилия прахом, или девочка пойдёт на поправку.

– Как молиться-то?

– А как можешь, так и молись. Молись своими словами. Проси Бога о дочери. Только ничего не требуй, уповай на волю Его. Бог есть Любовь. Не сомневайся, Он ответит на сердечную молитву. Надейся и не сомневайся... Я тоже помолюсь...

С этими словами он зашёл в двери реанимации.

Как прошло шесть часов, я не заметил. Я сидел и смотрел на икону. Все мои мысли, все мои чувства и душевный порыв были направлены к младенцу Иисусу на руках Божьей Матери и к Ней. Я попеременно обращался то к Нему, то к Ней…. Просил прощения за то, что был таким болваном и думал о чём угодно, но только не о душе. Подумать о душе я времени не находил, вот и клюнул жареный петух... Просил прощения за то, что вовремя не остановил жену и не разобрался, что к чему... Просил Бога и Матерь Божью исцелить дочь, не забирать её у меня, иначе какой смысл во всей моей жизни, если ее не будет? ... Просил вразумить Жанну…. Прося Бога об исцелении дочери, я твердо решил, что буду ходить в церковь. Нет, я не давал обета ходить в церковь за исцеление, просто в процессе моей вот такой несовершенной молитвы я решил, что буду и всё...

Когда Сергей вышел из дверей реанимации, я очнулся.

– Я думаю, кризис миновал, – устало сказал Сергей. – Если ничего экстраординарного не произойдёт, через пару суток переведём в хирургическое отделение. Можешь идти домой, тёзка. Вот тебе наш телефон и список вещей, которые нужны будут твоей дочери в отделении. Ну, бывай…

– А откуда ты так в учениях Свидетелей Иеговы подкован? – спросил я.

– Да зуб у меня на них, – устало ответил он. – Первый раз я о них услышал, когда они пришли к нам совращать наших медсестёр. Проводили они пропагандистскую акцию по больницам, и журнальчик «Пробудитесь!» к этой акции был специально приурочен «Медсестры – Что бы мы делили без них?» Агитировали за бескровную медицину. Будто бы врачи и без них и их указки новые методы не разрабатывают и не внедряют! Одну медсестер и пару санитарок в соседнем отделении обработали. Стали те к врачам приставать и эту вот литературу пациентам подсовывать, потом и вовсе уволились. Я тогда только начал свою врачебную карьеру. А вторая моя встреча была год назад. Умерла у меня женщина в реанимации, сама и муж ее Свидетелями были... Ладно, вспоминать не хочется... Пойду, отдохну. Не беспокойся, у нас медсёстры в реанимации опытные, если что, меня поднимут. Иди домой, отдохни.

Сергей ушел. Рядом с собой я заметил уже давно остывший стакан с кофе – наверное, кто-то из медсестёр принёс, когда я молился. Взяв стакан, зашёл в комнату с телефоном. Сергей лежал на диване и уже спал. Я поставил стакан с кофе рядом с чайником, а икону положил на стол возле телефона, и, бросив благодарный взгляд на Сергея, и вышел из комнаты.

Покинув больницу, я пошёл на автобусную остановку. Было около шести часов утра. Ждать пришлось не долго, через несколько минут подошёл нужный автобус, но ехать домой я передумал. В двух кварталах отсюда находилась церковь святителя Николая. Я решил идти туда.

***

Дочери пришлось лежать в больнице около двух месяцев. Я часто её навещал. Жена тоже навещала дочь, но наши посещения не пересекались. С женой всё это время мы не разговаривали. Жили как два чужих человека в одной квартире. Я вставал рано утром, готовил себе завтрак, уходил на работу, с работы забегал в больницу к дочери, вечером готовил для себя ужин, читал книги, которые мне давал отец Александр из Никольской церкви, потом ложился спать. Нашлось время и на книги, купленные в Самаре. Жена вставала ото сна позже, когда я уже уходил. Что она делала в моё отсутствие, я не знал, да и не интересовался. Я, правда, покупал продукты на двоих, поскольку своих денег жена не имела.

Незадолго до дня выписки дочери, я пришел домой достаточно поздно. Жены дома не было. Я отправился на кухню жарить себе на ужин омлет с колбасой. Вдруг раздался звонок. «Кто бы это мог быть? – подумал я. – У жены есть свой ключ». Я открыл. На пороге стояла Жанна. Она подняла на меня заплаканные глаза и прошептала:

– Они лишили меня общения!

– Чего, чего? Какого общения? Кто лишил?

– Они-и-и, – громко шмыгнув носом, протянула жена. – Свидетели Иеговы. У меня, по их мнению, извращённое мышление, я полностью отдалась злу! Они теперь должны меня ненавидеть в самом прямом смысле этого слова, то есть будут относиться ко мне с крайним и явным отвращением, считать мнения отвратительной, гнусной, грязной... А знаешь, кто самый первый отвернулся? Марина! Я с ней столько вместе ходила по квартирам, сколько раз в гостях она у меня была, чаи распивала![7]

– И за что они тебя так?

– Всё, что говорил врач в реанимации, я запомнила. Долго мучилась всеми этими вопросами, читала журналы, брошюру, книги. Запуталась ещё больше. Написала список вопросов, пошла к старейшине, а он от меня отмахнулся, как от назойливой мухи. Сказал, что я Иегове не доверяю, что мне ещё надо что-то изучить. Я ответила, что всё про кровь прочитала, а вопросы есть. А они – ты неправильно всё поняла, изучать надо было не самостоятельно, а под руководством. Я им говорю, ответьте на вопросы, которые я составила. А они сказали, что ответят позже. А сами молчали, только зло на меня смотрели. Марина перестала здороваться и разговаривать со мной. Я пошла забрала своё заявление из милиции, которое мы написали, когда ты братьев из КСБ побил. Через неделю меня вызвали. Был старейшина нашего собрания, служебный помощник и ещё какой-то мужчина. Сообщили, что меня отлучают от общения. Я спросила, ответят ли они на мои вопросы? Они же сказали, что со мной вообще теперь никто разговаривать не будет. Если я покаюсь, то возможно меня обратно примут. А в чём тут каяться, если ответов нет, и никто толком ответить не может?

После этого жена заревела навзрыд. Всё это время мы стояли в дверях квартиры. Я обнял её за плечи, завёл домой и стал утешать.

Омлет сгорел, колбаса тоже…

Когда дочь забрали из больницы, в семье уже был установлен мир и согласие.

Через неделю после выписки всей семьёй пошли в церковь и заказали благодарственный молебен об исцелении.

***

По факту наезда на дочь было открыто уголовное дело. Через пару месяцев я в очередной раз позвонил следователю узнать, как продвигается розыск. Мне ответили, что дело закрыли. Никого найти не смогли. Свидетелей происшедшего нет.

***

Свидетели Иеговы всё-таки подали на меня в суд за избиение и нанесение телесных повреждений. Намечался показательный процесс.

На моей работе, конечно же, были в курсе всех моих дел. Начальник сказал, что, если надо, мне будет дана такая характеристика для суда, что мне можно будет её в рай вместо пропуска показывать.

Свидетели Иеговы пригласили какую-то московскую знаменитость в качестве адвоката. Меня же взялся защищать местный адвокат. Денег с меня не взял. Как он мне сказал, у него с сектантами свои счёты. Его сын три года пробыл у кришнаитов. Потом его ещё два года приводили к нормальному состоянию в Реабилитационном душепопечительском центре на Крутицком подворье для лиц пострадавших от занятий оккультизмом и деятельности тоталитарных сект.

Подготовка к процессу шла полным ходом. Свидетели Иеговы откупили одну из полос в местной газете и дали материал о том, кто они такие и как они борются за улучшение медицинской помощи населению. В ответ на публикацию мой адвокат договорился на нашем местном телевидении со своим одноклассником, и меня с женой пригласили на ток-шоу. Там же присутствовали Сергей – врач из реанимации, и отец Александр из Никольской церкви. Сектанты тоже участвовали, но им не удалось показать себя с выгодной стороны, поскольку ведущий не давал им уводить разговор в сторону, а Сергей и отец Александр имели достаточно времени для своих комментариев.

В общем, когда состоялся суд, всё для меня сложилось достаточно хорошо. Суд признал, что я защищал жизнь своего ребенка, все претензии Свидетелей Иеговы были отклонены, мне присудили выплатить небольшую сумму денег «менеджерам», которая покрывала стоимость мази для смазки скулы первого и бинт с ватой для перевязки раны на голове второго.

По материалам разбирательства был снят документальный фильм с видеоматериалами из зала суда, богословскими комментариями отца Александра и медицинскими Сергея. Этот фильм в последствие несколько раз показывали по местному телевидению.

***

Все события, связанные с моей семьей, ток-шоу, документальный фильм и суд живо обсуждались на моей работе. Результатом явилось то, что несколько моих коллег крестились и стали периодически ходить в церковь.

Как-то начальник отдела, когда мы ехали с ним в лифте, сказал:

– Знаешь Сергей, после того, как у тебя всё это случилось, я задумался, поговорил со священником. Я решил не устраивать авралов по субботам и воскресеньям, даже когда это было бы очень нужно ради сдачи очередного проекта. Насколько я понимаю, заповедь о седьмом дне, который должен быть посвящён Богу, ещё никто не отменял. Вчера поднял сводные данные за последнее полугодие, сравнил с предыдущими годами…

– И каковы результаты? – спросил я с интересом.

– За эти полгода наша фирма заработала в среднем примерно на двадцать процентов больше, чем в предыдущие соответствующие периоды. Хочешь – верь, хочешь – нет.

***

В последнее воскресение перед Великим Постом, в Прощеное Воскресение, я был в храме. Отстоял литургию и собрался идти домой. На паперти ко мне подошел какой-то человек средних лет. Он был без ноги и на костылях. Я подумал, что это один из нищих и полез в карман за мелочью. Увидев моё движение, он смущенно улыбнулся, остановил мою руку и сказал:

– Сегодня Прощеное Воскресенье, положено просить прощение, простите меня Христа ради.

– Извините, но я Вас не знаю, – удивленно ответил я. – За что же я должен Вас простить?

– Я тот, кто сбил на машине Вашу дочь…. Я очень испугался и скрылся с места преступления. Два месяца жил в страхе, что меня найдут и арестуют, но потом успокоился и решил, что раз уж не нашли, значит уж и не накажут. В этот день я выпил, навеселе отправился на железнодорожную станцию проведать брата, он в депо работает, и попал под поезд. Мне отрезало ногу. Пока лежал в больнице, понял я, за что меня Бог наказал.

Он замолчал, подумал немного и продолжил:

– Теперь хожу в церковь, грехи замаливаю…. Вас я узнал и запомнил после фильма по телевизору. Увидел сегодня на службе, решил подойти…. Простите меня Христа ради…

Я простил.

Всё что ни делается, делается к лучшему.

Слава Богу за всё!