Рассылка от партнеров

"У вас будет экскурсия в историческом джипе", - сразу предупреждает она с переднего сиденья большой черной машины, за рулем которой мужчина в камуфляже. У нее очень густые светло-рыжие волосы, шикарная брошь на белой рубашки и низкий голос. По дороге в ОХМАТДЕТ она детально и с юмором рассказывает о том, в каких боях сектора М участвовал ее автомобиль, каких сепаратистов в нем возили и от каких артобстрелов он успел пострадать.



В больнице ее узнает даже охранник на входе. Сама Корчинская знает по имени не только каждую медсестру в наиболее тяжелых отделениях, но и легко пересказывает детали истории болезни каждого маленького пациента. Раньше ее подопечными были только онкобольные дети, теперь к ним добавились те, кого Корчинская привозит с ранениями из Донбасса. "Моя помощь детям - это отдача Богу за то, что он мне дал и продолжает давать".

В благотворительность успешный телепродюсер и предприниматель пришла семь лет назад - случайно увидела в "Живом журнале" мужа объявление о поиске доноров для детей из Института рака. Полторы тысячи перепостов не оставляли сомнений в том, что выстроилась очередь из желающих помощь, но она почему-то все-таки решила перезвонить - выяснилось, что ни один не помог. Тогда Корчинская собрала своих коллег и лично отвезла их на сдачу крови, а Интернет до сегодняшнего дня не признает: "1500 репостов и никакой помощи…"

С тех пор вот уже почти восемь лет она - активный волонтер, благотворитель, представитель и яростный защитник прав и интересов серьезно болеющих детей и их родителей. Под ее влиянием в эту сферу пришли многие ее знакомые и друзья семьи. "Все они поверили, что жить только ради себя нельзя". Конечно, никто из них не посвятил себя этому делу так, как она. Корчинская живет больными детьми и их потребностями, помнит каждого, все время ездит в больницу. Повторять ее опыт не стоит: каждая смерть ребенка приближает выгорание, а в Украине это пока происходит нередко - и из-за низкого уровня медицины, и из-за несвоевременной диагностики.

Корчинская за столько лет потеряла многих подопечных, но стала второй мамой, ангелом-спасителем и наставницей для значительно большего количества пациентов со всей страны, детей друзей и даже приятелей единственного биологического сына. "Для него единственного я плохая мама", - шутит она. Ее "детям" во время ранений на войне внимание и помощь оказывали другие волонтеры. Сама она была занята "более тяжелыми случаями".

О своей добровольной и безоплатной работе на войне, вкладе в борьбу с детским раком, в развитие благотворительности и работу главной детской больницы страны Оксана Корчинская нигде и никогда не рассказывает. "О служении Богу не пишут в Фейсбуке", - считает она. Цензор.НЕТ удалось убедить ее хотя бы немного рассказать о своем взгляде на волонтерское движение и строительстве ОХМАТДЕТ.



С анестезиологом Романом Степановичем

Если вы спросите, трудно ли было быть волонтером в нашей стране до Революции, я отвечу, что это было невозможно. Потому что у нас на всю страну на сайте Donor.org.ua (интернет-платформа для поиска доноров для онкобольных детей) было зарегистрировано немногим больше 100 волонтеров, а только в одной небольшой венской больнице, например, около 150. Большинство из них - родители выздоровевших детей.

Поэтому у меня было ощущение, будто мы живем в стране с раковыми метастазами, ведь онкоклетка заботится только о себе и своем потомстве. Майдан я восприняла как химиотерапию - когда уничтожают вредные клетки, погибают и здоровые. Но сразу после этого нужно стимулировать рост живых клеток - эта процедура обходится даже дороже химиотерапии, но без этого нельзя продолжать лечение и выздороветь. Этот самый фактор роста - волонтеры.

В развитых европейских странах все иначе. Однажды во Флоренции я поломала ногу. Так вот, мне, не инвалиду, а просто тетке с большой перемотанной ногой, все уступали дорогу, повсюду пропускали, отказывались брать с меня и моих сопровождающих билеты за вход, открывали какие-то особые двери в святыни, чтобы я могла там помолиться, бросались открывать двери в кафе. В Европе уже в XV веке было принято, что лучшие художники бесплатно или за деньги благотворителей украшали госпитали для бедных или для ветеранов войны. Король Португалии жил над богадельней для бедных и каждое воскресенье ходил туда на церковную службу. У нас же 70 лет христианские ценности подменялись симуляцией, а лучшие и яркие люди уничтожалась.

В США и Европе среди детей принято заниматься, развлекать, возиться с людьми с ограниченными возможностями. Там благотворительность и волонтерство - это часть воспитания. У нас же это порыв, горение сердца. Порыв заканчивается, огонь выгорает, но все-таки кое-где переходит в системность, в привычку, в образ жизни. Не так массово, как бы нам хотелось, но тем не менее. Да, большинство волонтеров пришли и уйдут, но появятся новые. Не надо расстраиваться, что какое-то количество из них перегорит. Не каждому дано оставаться системным волонтером. Это тяжело. Нельзя осуждать того, кто хочет остыть и отойти. Главное, что все эти люди уже никогда не станут относиться к чужой боли, как раньше. С полным равнодушием. Они будут возвращаться. В той или иной форме и степени. Они по-другому будут реагировать на чужую боль. Это больше никогда не будет полторы тысячи "лайков" в социальных сетях и никакой помощи. Почти за восемь лет в ОХМАТДЕТе через меня прошло огромное количество волонтеров - мальчиков и девочек, красивых женщин и молодых людей, бабушек и дедушек, разных людей - я знаю, о чем говорю.

Для примера, в июле 2014 года я привезла первых раненых военных в Днепропетровск - восемь реанимобилей. Возле больницы Мечникова я увидела, что ко мне навстречу бегут люди. Я испугалась, подумала - это, наверно, родственники. Не представляла, как им помогу, что скажу. И вот все они подбегают и спрашивают: "Чем вам помочь?" У меня был шок. Я не ожидала такого в Днепропетровске. Там всегда очень плохо помогали онкобольным детям и для меня всегда это был очень тяжелый город.

Особенно мне запомнился тогда один молодой человек. Он стоял в модных кроссовках возле кабриолета и очень стеснялся ко мне подойти. Я подумала, что он чей-то родственник и спросил: "Вы кого-то ждете?" Меня родители прислали, сказал он, могу и я чем-то помочь? Я тут же вспомнила, что в отделении травматологии не хватает постельного белья. Какая радость была у него на лице от того, что он может быть полезен. Я на всю жизнь это запомню. Я привыкла к людям, которые просят помощи, но не ожидала толпы, которая ее предлагает. На такое чудо я даже надеяться не могла.

Сейчас, конечно, эта волна спала, но вот я опять раненых отправляла из Мариуполя и Красноармейска в Днепропетровск, и опять там была очередь на сдачу крови военным. В такой Днепропетровск я влюблена.

Лечение детей Украины в современной больнице - цель моей жизни. Я всегда на фронте говорила, что не могу погибнуть, пока не будет достроен новый корпус ОХМАТДЕТ. Во время серьезных обстрелов все шутили, что пока больница не достроена, нам бояться нечего.



ОХМАТДЕТ - это то, ради чего я пошла в парламент, но депутатство оказалось практически непродуктивно в этом смысле. Когда я была только волонтером, у меня был механизм собирать людей, устраивать общественные акции, мне все верили и все помогали. Как только мы, часть попечительского совета, стали депутатами, журналистам стало интереснее обсуждать наши надуманные семейные скандалы или просто какое-то вранье. Практически единственное, что за все это время удалось сделать в парламенте для больницы, - выбить деньги на достройку ОХМАТДЕТа в этом году. Но почти все средства вернутся в казначейство, потому что выигравшая тендер на строительство зданий компания только-только начинает работу. Теперь наша задача найти международную компанию, которая контролировала бы каждый шаг строительства и закупку оборудования, и которой ее собственное реноме в мире было бы важнее, чем взятки украинских коррупционеров.

Новый ОХМАТДЕТ - это 67 тысяч метров квадратных. Мы были против такого большого размера, потому что такие громадины уже мало кто в мире строит, но это уже неважно. В него уже вложено 405 миллионов гривен - это только коробка с отоплением, но еще без рефрижераторов. В новом здании будет два этажа для онкологии и детской онкогематологии с высочайшей очисткой воздуха. Будет отдельное крыло для гнойных заболеваний, будет микрохирургия. Всего будет 27 отделений, из которых девять - уникальных, которых в нашей стране пока нет. Но, самое главное, новый ОХМАТДЕТ сможет принимать 30 тысяч детей ежегодно вместо сегодняшних 20.

Основная проблема с его строительством в том, что ни политики украинские, ни чиновники не собираются своих детей лечить у нас в стране. Если бы они знали, что не смогут сделать этого за границей, как в Белоруссии, то больница давно бы была построена. А так у нас до сих пор ни в правительстве, ни в Администрации президента нет людей, которые бы нам помогали, которые были бы сподвижниками этого дела.

Глава правительства равнодушен к нашему вопросу, президент, к сожалению, тоже. В такой ситуации всем кажется, что у нас нет ни сил, ни денег, ни влияния, чтобы достроить ОХМАТДЕТ. Но за нами ангелы наших детей, поэтому я уверена, что мы откроем больницу, пусть это будет невероятно и нелогично, как победа Майдана, как наше военное противостояние, но это все равно произойдет, потому что добро всегда побеждает зло.

 

Источник