Влюбленный человек по определению религиозен. Он способен поклоняться и даже жаждет поклониться, тому, кого любит и считает выше себя. «Я хочу целовать песок, по которому ты ходила», – пел кто-то когда-то, и даже в этом подвывании звучит неистребимая религиозность человека.

Мы вступили в Великий пост, и это святое время тоже нуждается в целовании. «Облобызай», – сказано Андреем Критским, – «покаяние». То, что может показаться поэзией и только поэзией, на самом деле, не только цветистое словесное выражение переполняющих душу чувств. Один человек мне рассказывал, как он уверовал, став зрителем трогательной сцены в Иерусалимском храме. Приехал он туда туристом (блуждающий взгляд, фотоаппарат на груди, поиск впечатлений), а уехал потрясенным до глубины души и изумленным человеком. Виновник – некий христианин восточного вида, может – местный араб, может – сириец, горько плакавший, стоя на коленях у камня помазания, что близ Голгофы. Этот камень он выцеловывал по сантиметру, чуть не вылизывал, не переставая плакать. Он плакал так, как плакала блудница у ног Христа, и было понятно, что слез иногда бывает так много, что ими можно мыться.

Так что ни «откуда начну плакати», ни «облобызай, душе, покаяние» не являются «красным словцом», а скорее призывом к конкретным действиям.

Если любишь, то не только готов целовать следы предмета любви, но и тот, кого любишь, видится всюду, кажется. Кажется – от слова «показать», «показывается». Другим не кажется, а тебе – показывается. Это потому, что любовь помогает нам творить настоящие чудеса.

Я хочу хвалить пост, хочу, чтобы число людей, постящихся «Отцу, Который втайне», умножилось. И примеры для похвалы буду брать отовсюду, поскольку вижу их везде.

Недавно был праздник защитника Отечества. По радио крутили песни Советской поры, и я умилился от одной песенки Шаинского. Сам под нее на прогулках перед вечерней поверкой шагал, а тут, вслушался и умилился.

А солдат попьет кваску, купит эскимо
Никуда не торопясь, выйдет из кино
Карусель его помчит, музыкой звеня
И в запасе у него останется полдня, останется полдня.

Идет солдат по городу… и так далее.

Что здесь умилительного? А то, что нам приведен нехитрый перечень безгрешных удовольствий, от которых солдат получает истинное удовольствие, плохо вообразимое и вряд ли возможное на гражданке. «Квас», «карусель», «кино» и «эскимо» такие простые и доступные в обычной жизни, для солдата превращаются в подлинное сокровище и дают почувствовать вкус жизни. Особенно важны «оставшиеся полдня». Кто бы их считал, кто бы их ценил, если бы не режим и не плотный график. Так жесткость внешних рамок дает возможность насладиться вещами простыми и доступными, пренебрегаемыми повсеместно именно из-за доступности. А счастье, господа, это умение пользоваться простыми вещами и ценить их, а отнюдь не обладание чем –то излишним.

Теперь скажем, при чем здесь пост. Пост при том, что он заставляет почувствовать вкус простых продуктов, заставляет ощутить голод, являющийся, по пословице, лучшей приправой. Пост способен возвратить жизни хоть часть некую той простоты и непритязательности, которые одновременно и закаляют, и облагораживают душу. И если какой-нибудь народ, развратив вкус, начнет фыркать на хлеб, а питаться одними конфетами и пирожными, то не исключено, что в виде лекарства этому народу Богом будет прописан голод.

Ума не приложу, как не застревают в горле, но проходят дальше в пищевод и попадают в желудок пасхальные крашенки у тех, кто весь пост себе в яичнице не отказывал. И что за интерес жить, не ощущая никакой разницы между буднями и праздником, между мыслями святыми и мыслями обыденными, но удовлетворять свои прихоти, не сверяясь ни с календарем, ни с совестью, ни с Евангелием? Как по мне, то это и не жизнь вообще. Так, что-то… в высшей степени пресное, сродни яичному белку, о чем говорил Иов.

Но дело не в этом, не только в этом. Конечно, пост раскрашивает жизнь, открывает глаза, сжигает лишний вес, обостряет память, зовет молиться. Но приносит он с собой и много иного, подчас, нежданного. Вот А.Ф. Лосев в «Диалектике мифа» критикует некоторые особенности мировоззрения Розанова, и говорит:

«Он не простаивал ночей в Великом Посту за богослужением, не встречал в храме, после многих часов ночного молитвенного подвига, восходящее солнце и не ощутил чудных и дивных знаний, которые дает многодневное неядение и сухоядение…»

Во, как. Оказывается, есть путь постижения «чудных и дивных знаний» посредством «многодневного неядения и сухоядения» И в другом месте той же книги Лосев опять «как бы» отходит от темы, чтобы о выговориться о «едином на потребу», о том, что составляет его главный, уже не только научный, но и жизненный интерес. Он хвалит монашество, говоря, что в сравнении с ним «все – бездарно и всякий подвиг – мещанство». И еще: «Может ли кто-нибудь увидеть историю, подлинную, настоящую историю духа, со своими революциями и войнами, неведомыми миру, – в блаженном безмолвии тела и души, в тонком ощущении воздействия помыслов на кровообращение, в просветлении мыслей во время поста,… в сладости воздержания…?»

Алексей Федорович слишком масштабен и удивителен, чтобы делать ему рекламу. И не в этом дело. Дело в том, что хочется представить, как изменилось бы лицо нашей науки, качество преподавания в ВУЗах и степень влияния школы на жизнь, если бы профессорам и академикам в результате поста стало доступно, «тонкое ощущение воздействия помыслов на кровообращение, сладость воздержания…» Среди таких мечтаний Пушкин вспомнится поневоле: «Над вымыслом слезами обольюсь»

***

Пост нужен всем, так мне кажется. И произнося эту банальность, я всякий раз горд ощущением новизны. Наше время, это время, когда банальности звучат, как откровение. Самые простые, самые прописные истины нужно повторять и отстаивать. Ничего не дается даром. Всем вроде бы понятно, что вечерню нужно служить с вечера, а утреню – утром. Но попробуйте довести это знание до практики, узнаете каково сочетание теории и повседневной жизни. Впрочем, об этом потом. К посту вернемся.

Для существа разумного и свободного пост необходим. Есть, правда, два разряда существ, которым он не нужен. Первые, это те, кто не ощущает сердцем разницы между грехом и святостью. Бездна вверх и бездна вниз, между которыми на волоске висит человек, для их глаз закрыта. Жизнь их удобно укладывается в термин «существование». Какой уж под-виг? Какое воздержание?

Вторые, это те, что чувствуют разницу между грехом и святостью, но сознательно выбрали грех и напрочь отказались от молитвы. Смею вас успокоить, это – не о людях сказано. Но спокойствие относительное, поскольку на людей эти существа невидимо влияют, и многие люди на этих существ становятся все более похожи.

***

Надо поститься, надо. Раз ты записался в войско Христово, значит подчинись дисциплине и думай, как «угодить военачальнику» (2 Тим.2:4)

В посту не только из кухни не должно пахнуть котлетами, но и в воздухе должно стать немножечко тише. Тише станет, если телевизоры и радио будут молчать. Пусть не всегда и не у всех, но все же будут молчать. В этом смысле символ поста – большой баннер с изображенными на нем телевизором и радио. Рядом грустный «смайлик» с уголками рта опущенными вниз, и подпись «Нас не смотрят».

Все это, конечно, только средства, только попытки создать условия для памяти Божией. Цель заключается в поиске Бога: «Куда пошел возлюбленный твой, прекраснейшая из женщин? Куда обратился возлюбленный твой? Мы поищем его с тобою» (Песн. Песн.6:1)

«Взыщите Бога, и жива будет душа ваша»

Все остальное – лишь насаждение виноградника, в тени которого встретятся влюбленные. И это, как ясный день, должно быть понятно всякому человеку, поскольку речь идет не о диетах и гастрономических тонкостях, а о любви. Не в этом ли слове помещаются все вообще тайны?

«Я хочу целовать песок…», – поется в шлягере.

«Встану же и пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, кого любит душа моя», – говорит Суламита.

Радонеж