Когда приближались Христовы страдания, евангелисты Матфей и Марк доносят до нас следующий эпизод. Подходят к Иисусу его ученики Иаков и Иоанн, причем после сказанных слов о том, что «Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам; и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам; и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет» (Мк. 10, 33-34). И просят следующее: «Дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую, в славе Твоей». Тогда Иисус спрашивает: «Не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь? Они отвечали: можем. Иисус же сказал им: чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься, а дать сесть по правую сторону и по левую – не от Меня зависит, но кому уготовано» (Мк. 10, 37-40). Ученики, очевидно, смогли вместить только последнее слово о будущем воскресении или, точнее, о скором в их представлении приходе Мессии в Его силе и великолепии, тогда как слово о Его страдании, отвержении и Кресте осталось не воспринятым. Он им говорил о крестных муках, они же мечтали о славе… Как и многие из последующих поколений христиан до сего дня, разумеется.
И вот настает момент Тайной вечери, когда Христос предлагает ученикам эту общую Чашу: «Сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается» (Лк. 22, 20). И апостол Павел, рассказывая об этой же Тайной Вечери, добавляет: «Ибо всякий раз, когда вы едите этот хлеб и пьете чашу, - вы смерть Господа возвещаете, пока Он не придет» (1 Кор. 11, 26). А в одной из молитв Литургии Василия Великого добавлено: «смерть Господню возвещаете, воскресение Его исповедуете»… Поэтому - «да испытывает человек себя, и так от хлеба да ест и от чаши да пьет» (1 Кор. 11, 28). 

В чем же может состоять это самоиспытание? Прежде всего, наверно, в том, насколько я сам, подходящий к этой чаше, причастен к служению Христову и Его любви, раскрывшейся в страданиях за мир. Насколько я имею часть с Ним. А вовсе не в том, как много я успел помолиться, вычитать правило или даже поисповедваться (были времена, когда не исповедей, ни молитвенных правил перед Евхаристией не существовало, а в остальном, если они помогают настроиться, то "суббота для человека, а не человек для субботы"). После той самой просьбы братьев Зеведеевых о причастии Его славе в беседе с ними Христос замечает: «Вы знаете, что те, которые считаются начальниками над народами, господствуют над ними, вельможи над ними показывают свою власть; но не так между вами. Но, кто хочет стать великим между вами, пусть будет вам слугой (διακονος, диакон); и кто хочет между вами быть первым, пусть будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему послужили, но чтобы послужить и дать душу Свою как выкуп за многих» (Мк. 10, 42-45). Эти же слова с небольшими изменениями повторяются на Тайной Вечери, когда снова возникает вопрос среди учеников, кто из них больше: «Больший между вами да будет как младший, и начальствующий как служащий (διακονων). Ибо кто больше – возлежащий или служащий? Не возлежащий ли? А Я посреди вас – как служащий (διακονων)» (Лк. 22, 26-27). Итак, жизнь в Церкви как собрании христиан призвана быть общением в служении друг другу. «Друг друга тяготы носите, и так исполните закон Христов» (Гал. 6, 2); «любовью служите друг другу» (Гал. 5, 13). Современная обстановка в храмах такова, что храм чаще всего называется «приходом», а не общиной или братством. Что вполне соответствует сложившейся практике: туда, куда люди приходят, оттуда также могут легко уйти… Приходят с разными намерениями - получить отпущение грехов, подать записочку, поставить свечку, помолиться за родных и близких, причаститься Святых Тайн… Но все как-то больше в отрыве от других приходящих. Хороший священник может объединить, сплотить таких прихожан, хотя и здесь бывает очень непросто: люди приходят к священнику, к нему могут привязываться, а друг друга по-прежнему не замечать. Замыкаться в своих проблемах, искать личного облегчения и утешения, не видя при этом болей и нужд других, приходящих в храм к этому же священнику. Которому не всегда бывает по силам помнить о каждом и помочь каждому. Не говоря уже о том, что, видя краем глаза и услышав краем уха о таинстве Причащения и не вполне прочувствовав его величие, нерегулярные прихожане, нередко именуемые иронично захожанами или прохожанами, видят: что-то батюшка дает – надо пойти и взять… А что взять? Спросишь, не только у таких, но и у причащавшихся уже неоднократно, хотя и редко: а что находится в чаше, которую держит священник, к чему вы подходите? Услышишь: «просвирка», «святая водичка», «кагор», в не самом худшем случае – «очищение»… Не лучше бывает и с теми старыми и больными, которые всю жизнь прожили вне Церкви и веры, и на исходе дней своих, зачастую под уговорами родных, просят священника придти к ним, но не могут уже исповедовать веру свою, не способны прочесть Евангелие - в лучшем случае припомнят наиболее тяжкие грехи, по жизни сотворенные, и знают «Отче наш». В общем, причастие воспринимается и многими здоровыми, и больными как некая магическая таблетка, лекарство, приняв которое, думают, что Бог непременно изменит к ним отношение.

А ведь не так должно было бы быть в братской общине, где все суть Тело Христово, а каждый Его член. Члены сообщаются друг с другом («страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены» - 1 Кор. 12, 26). И в каждом члене течет одна и та же Кровь Христова. И каждый раскрывает свой дар от Бога, обогащая другие члены и обогащаясь от них, в причастии от единой Чаши! А в некоторых случаях и страдая, и душу полагая за немощных членов этого Тела. 
Причащаемся ли мы, священнослужители, Святых Тайн недостойно, то есть ничем не лучше в данном смысле, чем остальные, а то и хуже? Разумеется. Поскольку на словах мы можем правильно исповедовать веру, а по состоянию души быть весьма далекими от образа Христа как первого слуги-диакона, не возлежавшего посреди учеников, а служившего им. Но это отнюдь не препятствует нам продолжать причащаться с неизменной частотой и регулярностью. Есть ли, в таком случае, основания для отлучения мирян от такого же регулярного причастия под предлогом их недостоинства? За исключением отдельных случаев людских невежеств, неверия, или подпадания под епитимьи за тяжкие грехи, конечно, нет.

И вообще, не по заслугам или достоинству это предлагается, а по любви и милости Господней. Приходя к Евхаристии от случая к случаю, редко и нерегулярно, более "достойными" мы не становимся. И недостоинство, еще раз надо подчеркнуть, состоит вовсе не в том, что мы что-то не исполнили в правилах или ритуалах, а прежде всего в том, что наше христианство мало действенно вне храмов, и часто мало понятно со стороны, в чем оно проявляется. Но мытари и всякие другие отбросы общества, которыми гнушались благочестивые люди того времени, не были достойны, чтобы каждый раз разделять трапезу с Христом и учениками Его. Однако ж, разделяли! Так что остается только смиряться и доверять любви Господа.

Вечери Твоей таинственной участником ныне, Сын Божий, меня прими. Ибо не поведаю я тайны врагам Твоим, и не дам Тебе поцелуя, как Иуда. Но как разбойник исповедаю Тебя: "Помяни меня, Господи, в Царстве Твоём".

Блог о.Филиппа