Это и не абортарий в собственном смысле слова. Просто «операционное отделение». Двери в конце коридора. В них заходят ногами, а выезжают – на каталках в сопровождении медсестер, лица которых в этот момент принимают выражение очень важное. Здесь, у операционной, находится пост медсестры и маленький холл, где, к счастью, нет телевизора (который обретается в сестринской) и можно посидеть наедине со своими мыслями. Сюда я прихожу помолиться.

Хирургическое гинекологическое отделение. Что здесь делают беременные, почему в этом отделении вообще занимаются сохранением беременности - непонятно. Логичным кажется пребывание женщин «с проблемами» или тех, кто решился пойти на аборт. Беседа с дежурным врачом при поступлении дает мне одну из догадок.

- Вы намерены сохранять беременность? – невозмутимо спрашивает она.

Видимо, не каждая пациентка так энергично кивает головой, отвечая на этот вопрос. И тогда, не откладывая, можно осуществить миниоперацию. Слово «аборт» здесь почти не звучит. Врачи предпочитают термин «выскабливание», пациентки – «чистка». Подводя всех под один знаменатель, медперсонал, наверное, поступает гуманно. «Выскабливание» - необходимая процедура, которую нужно пройти женщине, если выкидыш произошел на большом сроке, потому что несвоевременное избавление от последа чреват заражением крови. Выкидыш уже произошел, ничего не попишешь, и женщине нужно спасать себя. В том числе, для будущих детей, которых специалисты порекомендуют «планировать» не ранее, чем через полгода.

Еще одна категория тех, кто идет на аборт – женщины с неразвивающейся беременностью. Пациентка чувствовала себя хорошо, как вдруг перестал дальше расти живот. Узи показало, что беременность замерла. Малыш погиб или еще не погиб, но развиваться дальше по каким-либо причинам не может. Остается только аборт или – на более поздних сроках – искусственные роды. Пережить родовые муки, чтобы родить мертвое дитя… Вызывая схватки, которые могут продлиться довольно долго, врачи не всегда отправляют женщину в отдельный бокс. Возможно, свидетелями настоящих родов станут девчонки, которые приехали сохранять беременность. После все будут лежать в одной палате. Кто-то из них будет читать журнал «Мой ребенок», кто-то – в красках представлять себе свое «опустошенное» возвращение домой и последний визит в женскую консультацию.

С моего «поста» на диванчике с Псалтирью можно многое увидеть. Продираюсь сквозь слова Псалмопевца и поминутно отвлекаюсь.

- Таня, собирай бригаду!

- Девочки, на выскабливание!

- В 10 вечера – операция? – праздный вопрос проходящих мимо старожилов.

- Да мы и ночью можем оперировать. Круглые сутки. Ну а что, к нам ведь поступают и в тяжелом состоянии, когда медлить уже нельзя…

- Простите, мне оченоь плохо…

- Что с вами? – подходит дежурный врач.

- Болит живот, как будто горит все внутри.

- Это очень тревожный симптом. Что там у вас в истории… Все ясно. Большой участок отслойки плодного яйца. Терапия у вас назначена. Сейчас сделаем еще один укол но-шпы.

- Скажите, а с ребенком все будет хорошо?

- Милая, ребенок – это когда ему будет полгодика хотя бы. До этого возраст – младенец. А на твоем сроке внутриутробного развития – всего лишь плодное яйцо. И что с ним будет – одному Богу известно. Пока оно пульсирует, есть условия для сохранения. Иди, делай укол.

Нескромно разглядываю ее, когда выходит из процедурной. Девушка-тростинка. Еле сдерживает рыдания. Девушка, подождите! Все будет хорошо! Я тоже такая. Я также ехала на «скорой» по ночному МКАДу и думала, что «уже все». Ехала на чистку – после крушения надежд. Темный коридор. «Согласна на лечение, лечащим врачом ознакомлена». «Тик-так» - часы в смотровой показывают 2 часа ночи. Не могу поверить: не чистка, а… сохранение?!

- Неужели у меня есть надежда?

- Надеяться надо всегда, - заключает та дежурная врач, которая задавала мне ставший, наверное, уже привычным вопрос, намерена ли я сохранять беременность.

Врачи здесь действительно заботливые. Они проводят в отделении явно больше времени, чем им полагается. Единственное, что они не могут, - это объяснить, почему. Почему наступила внематочная беременность, почему беременность замирает.

- Это на нашем профессиональном жаргоне называется «несчастный случай!, - говорят они.

Медицина далеко не всесильна и, слава Богу, она это признает.

- Если бы мы знали, почему так происходит, у нас бы рожала каждая, кто только захочет, - философски заключает заведующая отделением.

«Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии, - эту строчку почти случайно выхватывают бесцельно блуждающие по страницам Псалтири глаза. – Аще не Господь сохранит град, всуе бдестрегий».

Оказывается, я здесь не одна «на молитве». Хрупкая девушка с прекрасными карими глазами. Выскочила из палаты, шепчет «Трисвятое» в своем уголке. Ну что ж, если я со своим рассеянным вниманием сойду за христианку, значит, нас тут уже двое, значит, Господь посреди нас. Помолимся и о тех, кто сейчас в операционной. Заглядывать туда, слава Богу, пока не приходилось. Те, кто оттуда вышел, рассказывают, что операционный стол похож на букву Х (или на крест?), руки и ноги к нему привязывают жгутом еще до того, как успеет подействовать наркоз…

Из операционной доносятся шутки, смех. Наверное, молодая бледная женщина, только что вошедшая туда, спрашивает, не опасно ли выскабливание для жизни.

- Ну что вы, сто лет еще проживете!

Мужчина (сразу видно, хирург), заходит последним. Может быть, наркоз еще не успел подействовать, может, боль столь сильна, что продирается сквозь анестезию… Из абортария доносятся крики. Не понимаю, как можно было делать тут палаты, прямо у дверей операционной… Вся процедура занимает 10 минут, сестра с важным видом везет каталку с отмучившейся пациенткой. В палате, отходя от наркоза, женщина еще будет стонать и метаться. Слабонервных просим удалиться. Здесь всем, кто лежит на сохранении, три раза в день выдается валерьянка. Не знаю, действует ли она в таких условиях… Лучше выйти и посидеть в коридоре: через полчаса все пройдет.

Большинство сделавших аборт остается здесь под наблюдением, хотя есть и такие, кто через пару часов после операции как ни в чем не бывало «под расписку» отправляется домой. Кто знает, может, так оно и проще.

Те, кто пришел на аборт «по собственному желанию», ничем не выделяются из общей массы. Хотелось бы посмотреть на них, попытаться прочитать в их глазах, что они чувствуют: отчаяние, страх, безысходность, облегчение или привычное равнодушие? О чем они думали сегодня утром, собирая сумку в больницу? Не хотелось ли им повернуть назад у двери больницы? Или у двери операционной? А вдруг? А вдруг найдется врач, который найдет в этот момент нужные слова? И еще одно маленькое плодное яйцо будет продолжать пульсировать, доверчиво прижимаясь к стенке матки, как к своей единственной опоре.

Господи, спаси и помилуй, вразуми матерей, идущих на убийство своих детей. Пусть поймут они, что «плодное яйцо» - тоже ребенок, что у него уже бьется сердце, что он хочет жить и боится ножа. Господи, помоги тем, кто потерял своего ребенка, успокой их и открой им Свою волю, дай им надежду. Господи, спаси и нас, грешных, самых счастливых в этом отделении, недостойных той великой милости, которую Ты дал нам – носить и родить маленького человека.

Татьянин День