О вечной жизни я знаю с детства. Ребёнком я верила в бессмертие — но не за гробом, а здесь, на земле. Я прочно верила в отсутствие смерти. Причина этой веры — мои бабушка и дедушка.

Очень-очень долгая жизнь

Пятилетней крохой, заползая к бабушке на колени, я, конечно же, не верила в то, что она была когда-то ребёнком. У Рея Брэдбери в «Вине из одуванчиков» есть интересная глава о том, как девчонки обиделись на соседку, 72-летнюю миссис Бентли, когда она им сказала, что тоже была маленькой.

«— А я ведь чувствую себя так же, как тогда, когда была в вашем возрасте, — сказала миссис Бентли.

...Джейн поднялась на ноги.

— Как, неужели вы уже уходите? Даже не доели мороженое... Что-нибудь случилось?

— Мама всегда говорит, что врать нехорошо...

— Кто же тебе соврал, Джейн?..

— Вы... про себя. Что вы были девочкой».

Дети решили, что она просто обманщица. Зато легко поверили её невинной шутке, что якобы она, миссис Бентли, видела ещё летающих птеродактилей. Ребёнку верить в то, что дед сражался с динозавром, гораздо проще, чем в то, что он был мальчиком. Так же думала и я. Конечно, обманщицей я свою бабушку не считала, но её воспоминания о детстве мне казались чем-то вроде сказки. Но было одно — самое важное. Я знала, что бабушка живёт очень-очень долго. Родилась она так давно, когда ещё не окончилась Великая Отечественная война, а в доме не было телевизоров и холодильников. В моём детском сознании это было около тысячи лет назад. От разговоров о том, что у меня будут свои дети, а те, в свою очередь, подарят внуков, возникала уверенность — до этого ещё целая вечность. Разве может ребёнок верить в своих внуков?

Наличие бабушки и дедушки давало ощущение бесконечно долгой жизни. Причитания о том, что жизнь коротка, казались странными, непонятными, надуманными. Разговоры о смерти совершенно не трогали меня: ведь до старости нужно было жить бесконечно долго. Наивно полагала, что пока я вырасту, наверняка изобретут какие-то таблетки бессмертия, эликсир вечной молодости — всё это составляло мою веру в «вечную жизнь».

Быть внучкой для меня, пожалуй, самое естественное состояние. Я с рождения жила в доме бабушки и дедушки. Когда мама вскоре после родов вышла на работу, моей второй мамой стала бабушка. В сознании при слове «бабушка» всплывает не сгорбленная старушка в косыночке, а зрелая женщина, житель мегаполиса. И всё же она — бабушка, источник доброты и уюта для ребёнка.

Взгляд моего деда

Недавно умер мой дед. Из «полного комплекта» — две бабушки, два деда — у меня осталась одна бабушка.

Смерть деда не была неожиданной, он долго болел. Но, оказывается, быть готовым к смерти невозможно. Раздался звонок, мама ещё не сказала ни слова, но я всё сразу поняла. Крутилась мысль: почему сейчас? Почему так скоро? Ещё хотя бы до Пасхи...

Дед ушёл, и навсегда ушёл этот взгляд. Тот, что бывает только у деда. В нём и боль, и тоска, и в то же время готовность пошутить, поддержать. Во взгляде деда древности столько, что невольно веришь: он всё видел — и Куликовскую битву, и Суворова, и Первую мировую... Что в душе у него происходит — не знаю, но взгляд выдаёт тоску по великим сражениям, по морским боям, по верной боевой подруге и погибшему товарищу. Во взгляде стариков настоящая романтика — жёсткая, суровая, с надрывом и сдерживаемыми слезами.

На деда я много обижалась. Для него, деревенского, выросшего в семье, где было девять детей, я всегда была городской лентяйкой. Сейчас, вспоминая его, готова подписаться под каждым его словом. Это он до последних дней вставал в пять утра. Это он спал сидя в кресле, по пять минут. Это он, даже скованный своей болезнью, непрестанно что-то мастерил, прибивал, собирал. Он, изнемогая от боли, мог шутить и бранить...

Сила и слабость

Вечность, та самая, которая наступит после окончания временной жизни, стала ещё на шаг ближе. С уходом стариков наваливается ответственность за собственную жизнь. С ними уходит детство, неважно, сколько тебе на этот момент календарных лет.

Сейчас моя бабушка слаба — смерть мужа забрала много сил. Быть самой старшей в роду — это и гордость, и огромная боль. Детство своё она помнит так, словно оно было вчера, в душе её по-прежнему живы и маленькая девочка, и молодая девушка, и женщина в расцвете сил. Сейчас ясно: было это не тысячи лет назад, а совсем недавно. И время действительно, как говорила моя бабушка, сверхбыстро и скоротечно. И сколько бы ни было лет человеку, он нуждается в тепле и поддержке, в безусловной любви. Чтобы просто погладили по голове и угостили конфетой.

Смотрю на бабушку — она маленькая, сгорбленная, по-прежнему сильная, но по-новому беззащитная и наивная. Просыпается странное чувство: хочется защищать её, строить мир, одолевать врагов ради неё, как некогда она ради меня. Но сила эта во мне рождается именно благодаря её силе и мужеству.

Стариков называют детьми не потому, что они якобы впадают в маразм. А потому, что они так нуждаются в нашей помощи, в ощущении своей нужности нам — тем, ради кого они жили и продолжают жить. Тогда они — старики, источник мудрости и света. Без нашей же любви старость становится неумолимой и жестокой.

Сквозь призму грядущей вечности

Дети и старики очень близки к Богу. Дети — потому что ещё помнят Его, старики потому, что уже чувствуют скорую встречу с Ним. Скверный и ворчливый характер, непонимание современности, излишняя принципиальность и придирчивость, их заблуждения — такие, в сущности, мелочи, если смотреть через призму их прожитой жизни и грядущей вечности. Потом, после их смерти, мы станем сразу гораздо взрослее и старше. И не быть нам уже внучкой или внуком. Их советы и поучения — часть тех ритуалов и обрядов, которые позволяют нам снова чувствовать себя маленькими и слабыми рядом со всезнающей бабушкой или дедом. Именно этого, того, что сейчас так неохота слушать, нам будет не хватать после. Ведь в их непрерывном «бурчании» — огромная забота о нас. Та забота, которую после никто уже не проявит к нам в такой мере и таком качестве и количестве.

Бабушка и дед важны в жизни ребёнка не меньше, чем мама, папа, учитель, сестра, брат. Чем больше родных, чем больше поколений — тем более защищённым чувствует себя человек, тем надёжнее кажется мир, тем реже приступы одиночества и тоски. В больших семьях в несколько поколений случаи наркомании, алкоголизма, самоубийств и сексуальных отклонений встречаются крайне редко. В них, словно в крепком дереве, здоровые корни питают молодые ветви, дают жизненные силы, способность цвести и приносить плод.

Идеальных людей не бывает, наши предки не исключение. Но и если видим мы их непременно в чёрном цвете, замечая лишь их «старческий маразм» и навязчивость, то впору задуматься о себе, вспомнив пятую заповедь.

Чем старше я становлюсь, тем яснее понимаю — жизнь коротка. Пройдёт время, я стану говорить это своим внукам, которые сейчас мне ещё видятся в далёкой перспективе. А внуки, в свою очередь, не будут верить, что я была маленькой девочкой. А потом я уйду туда, где сейчас мои бабушки и дедушки, которые для моих внуков будут уже лишь именами и датами. Встречусь с ними там и снова стану внучкой, окружённой заботой бабушек и строгостью дедов. Это даёт мне утешение и радость. Здесь, в земной жизни, привыкнув к их любви и заботе, несмотря на время и расстояние, я верю, что и там своей молитвой пред Господом они старательно прокладывают нам путь в Горний Иерусалим.

Отрок