Взято в блоге о. Димитрия

Сегодня мы крестили этого ребенка

При взгляде на малыша сердце сжималось от мысли о том, что его должны были убить. Все было решено безоговорочно, беременная барышня пришла ко мне только с одним вопросом: что ей делать после аборта, "какие молитвы надо будет прочитать" и т.п. Потом. "Чтобы скостилось". Говорили долго, и мне казалось, что все бесполезно и безнадежно. Прощаясь, она сказала: "я тебе потом позвоню, скажу, что решила". Я ответил: "Даже и не звони! Я тебе все сказал, добавить мне будет нечего. Делай, как знаешь". Она и не звонила. Я, конечно, поминал ее на службах. Но скорее автоматически, боясь даже надеяться на что-то хорошее.

Мы через полгода случайно встретились на улице. Смотрю - пузо выпирает. Слава Тебе, Господи. И с отцом ребенка у нее отношения стали складываться обнадеживающие, хотя поначалу я и не думал, что этот юный, извините, засранец отважится на роль главы семейства и заботливого папы. Однако за несколько дней до ее родов он решился впервые в жизни исповедаться и причаститься, а на следующий день она сбежала из роддома, и я обвенчал их. Сама она в последние месяцы беременности причащалась регулярно и вполне осознанно, хотя незадолго до этой истории у нее вместо христианского мировоззрения была пакостнейшая каша в голове. Однако, пока она проходила эту ломку - убивать - не убивать, как-то все расставилось по своим местам.

Не хочу записывать себе в заслугу изменения, произошедшие в сознании этой барышни. То, что сказал ей я, сказал бы и любой другой священник или просто верующий человек. Просто Господь их помиловал - ее, ее ребенка. И мужа.

Она рассказала мне кошмарную историю, произошедшую с ее подругой. И я попросил ее все, что она рассказал мне, записать для публикации. Разумеется, без подписи. Она написала. Не стала упоминать ни об отношении отца ребенка к ее беременности, ни о его возрасте, ни о давлении со стороны его матери - и правильно, вину за казавшееся окончательным решение взяла на себя. Журнал, в котором будет эта статья, еще не сверстан, но, думаю, незачем этой статье отлёживаться - ее должны читать. И чем больше будущих матерей и отцов прочитают ее, тем лучше. Может быть, хотя бы кому-нибудь этот страшный опыт поможет исполнить заповедь НЕ УБИЙ.

ИСТОРИЯ ДВУХ УБИЙСТВ,
одно из которых не состоялось

Жизнь – это то, что происходит с тобой,
когда у тебя совсем другие планы.
Джон Леннон

Свой рассказ я пишу сквозь призму едва не совершенной ошибки, страшной ошибки, за которую мне пришлось бы дорого заплатить, и о чем пришлось бы жалеть всю жизнь. Непостижимым образом обстоятельства сложились так, что после уже сделанного выбора мне как бы сама судьба предложила заглянуть, в то, как все могло бы быть, если бы я поступила иначе. Но об этом немного потом, а пока вернемся на полгода назад.

Живу, полна надежд, радуюсь жизни своей, свободе и независимости, строю планы на будущее. До конца учебы осталось всего три месяца, а потом – в Москву. Здравствуй, ГИТИС, здравствуй, ВГИК! Ну, по поводу поступлю – не поступлю, я и не переживала: «школа» у меня есть (навыки, так сказать), данные – природа не обделила, да еще и год работы в театре тоже дает какую-то уверенность в себе. В общем, жизнь, как по сценарию, и все должно быть хорошо, а судьба сама указывает дорогу, но вдруг…

…Задержка, тест на беременность, консультация и вот тебе раз: «Растем, живем и уже целых пять недель. Поздравляю, мамочка!» Все остальное происходило, как в бреду. Не могу есть, спать, не вижу будущего, не могу жить, плачу сутки напролет. Все, о чем мечтала, чего так хотела, лопнуло в момент, как воздушный шарик, и осталась пустота. Выхожу на улицу, а там просто наваждение какое-то: дети, женщины с колясками… смотреть на это становится невыносимо. Как ни странно, но теперь я в полной мере ощутила значение слов: «жизнь потеряла всякий смысл». Раньше я точно знала, чего хочу, теперь я не хочу ничего. Неужели все то, к чему я так стремилась, останется несбыточной мечтой? И потом, сидя у телевизора, я буду рассказывать этому ребенку о том как я могла бы… как я хотела… как все могло бы получиться, и с завистью критиковать новую режиссуру и игру молодых актрис? Нет. Я не хочу тонуть в бытовухе и повседневности и, глядя на этого ребенка, видеть в нем причину всех моих неудач. Подруги и знакомые постарше утешают: «Не ты первая, не ты последняя, всякое бывает. Сделаешь аборт – и нет проблем. Сейчас мини-аборты существуют, это даже не больно, все равно, что зуб выдернуть. А то, куда тебе – без мужа, без денег… просто ужас». С родителями поговорить страшно, а тут заботливая мама будущего папы предлагает качественные медицинские услуги, даже по знакомству. Мол, молода, еще родишь, я и сама два аборта сделала – и ничего.

Вариант один – делать аборт. Мучает одно – страх, что ничего у меня не будет: ни карьеры, ни личной жизни, ни свободы и независимости, которую так страшно терять. Свобода – которая, точно кость в горле стоит, и непонятно, то ли я так за нее держусь, то ли она сама меня так сковала по рукам и ногам и не отпускает. По сути, это и есть главная мотивация принятого решения. Ведь за нее я всегда так боролась, именно она привлекает меня в людях, поступках – свобода выбора, независимость от чужого мнения, творческий подход ко всему… И с другой стороны – презрение к оседлой, обывательской жизни, стадному мышлению, потребительскому взгляду на мир, материальным ценностям, всем этим нормам, рамкам, рутине, которые приземляют личность. Да, я слышала, что ценой убийства ничего не дается, никаких земных благ – ни карьеры, ни личной жизни… История знает много знаменитых людей с переломанными судьбами лишь по этой причине, что когда-то из-за какой-нибудь роли совершали великий грех – детоубийство, а потом до конца своих дней страдали и мучались за это. Но ведь разве не милостив Господь? И разве не простит Он мне этот грех?.. Ну, по молодости, по глупости… Ведь каются люди и получают прощение даже за самые тяжкие грехи.

Все это мне не давало покоя до тех пор, пока я не решила поговорить с одним знакомым священником… На встречу с ним я шла в твердой непоколебимости принятого решения. Зачем тогда шла? Сейчас почему-то и сказать не могу, просто ноги несли. Он, похоже, тоже был слегка удивлен – зачем тогда пришла, если все равно уже все решила? Не благословления же на убийство просить… Потом он спокойно выслушал все мои «причины» и сказал, что таких причин не существует, по которым мать имела бы право убить свое дитя. А потом просто рассказал, что я собираюсь сделать. О том, что нет совершенно никакой разницы, сейчас я его убью, или когда ему исполнится год, пять, десять лет… что с первых дней своей жизни, еще в утробе, он такой же человек, у которого есть душа, с самого дня зачатия. И душа эта, так же, как и моя, будет жить вечно. А расплата – она, безусловно, будет, и начнется она с того, что жизнь меня поставит в намного более жесткие условия, нежели сейчас. …Услышала я и многое другое, в том числе то, о чем слышала и раньше, и – мало того – где-то в глубине души понимала все это сама. Только гораздо легче сделать вид, что ты ничего не знаешь, что не ведаешь, что творишь, а потом молить Бога о прощении: я вот, мол, каюсь, не знал, не понимал, что делал… И какова тогда будет ценность такого «покаяния»? Можно обмануть самого себя, но не Бога.

Уже через две недели я ехала по жуткому холоду в свой райцентр, это где-то час в ледяном автобусе, а потом пешком до дома, и чуть не плакала от страха за мою «малявку», что с ней, такой маленькой и беззащитной, может что-то случиться. Я трогала свой еще плоский живот и шептала: «Потерпи, потерпи, сейчас мы уже будем дома».

С тех пор я стараюсь думать только о том, кто находится сейчас у меня внутри, и… уже любит меня. Любит просто так, только потому, что я его мама. И ему не важно, есть ли у меня сейчас деньги, много ли друзей, где я «тусуюсь», учусь и работаю, какую музыку я слушаю и во что одеваюсь. Это пока самые совершенные отношения – и по-настоящему самый свободный человечек. А насколько он останется таким, зависит от меня, от примера, который будет перед глазами – а это еще один мощный стимул идти дальше, расти и развиваться как личность. Ведь настоящая свободная, сильная творческая личность – это не тот человек, который бежит от трудностей. Ведь можно преспокойно заниматься высоким, думать о высоком… и также подметать пол, мыть посуду и отводить ребенка в садик.

Вскоре обо всем этом я рассказывала своей подруге, с которой мы знакомы уже лет пять. Так странно получается, что у нас все всегда происходит вместе. Вместе учились, вместе закончили, даже из общаги выгоняли вместе, а тут оказалось, что она тоже забеременела, и даже срок точно такой же, с разницей в неделю. Но и она не спешила радоваться, и на вопрос «что будешь делать?» прозвучал ожидаемый ответ «конечно, аборт!». Причины все в точности те же. У меня мороз пробежал по спине от такого «дежавю». Наверное, именно потому, что я сама только что прошла через все эти мучительные сомнения, решения, мне вдвойне тяжелее было её переубедить, т.к. в этом состоянии страх застилает глаза и ты совсем никого не слышишь и не видишь. В такие моменты нельзя опускать руки и идти по пути наименьшего сопротивления, когда решается вопрос жизненной важности. Битый час мы рассуждали о судьбе, о свободе, о жизни и смерти, о карьере, музыке, призвании… Она с горящими глазами рассказывала о группе, которую она собрала и музыкантах и её друзьях, о музыке, которую они записывают, о студиях, о конкурсах, перспективах… в общем, обо всем, чего она может лишиться, оставив ребенка жить.

Ну почему же все эти причины уже принято считать уважительными и мы, как правило, с одобрением киваем головами, одобряя убийство ребенка и безмолвно соглашаясь с этим? Неужели, если у моей мамы не будет сейчас достаточно денег или поменяются планы на жизнь, то она возьмет и прикончит меня? Ведь нет же! Это абсурд! Так в чем же разница? Зачастую мы все это понимаем – «в душе», но на деле происходит иначе…

В следующий раз я увидела её спустя четыре дня после того, как она убила своего ребенка. Я принципиально не хочу называть это иначе, хотя бы потому, что она не была похожа на человека, сделавшего необходимую операцию по удалению чего-либо. Все эти ночи она не могла уснуть. В комнате стоял запах перегара. Я сразу догадалась, что произошло, но, тем не менее, проснулся какой-то идиотский интерес к подробностям. Спрашивать не пришлось, она стала рассказывать сама.

«Пришла я туда (в больницу) когда уже было поздно что-то делать – четырнадцать недель (на этом срок ребенок уже шевелится, а в 16-18 недель шевеления начинает чувствовать и мама), но врачам сказала, что одиннадцать. Мне сделали анестезию, при этом не один раз спросили, уверена ли я в том, что хочу делать. Я сказала «да». Когда я села на кресло, мне привязали руки и ноги. Укол все еще не действовал, и в голове было более-менее ясно. После осмотра врач начала кричать: «Что ты делаешь! На таком сроке!». Мне и до того говорили, что в случае аборта высока вероятность последующего бесплодия, а сейчас у меня еще нашли воспаление и сказали, что детей я не смогу иметь со стопроцентной гарантией.

Мне еще сделали укол обезболивающего. Но укол, видимо, никак не хотел действовать. Такой боли я не чувствовала никогда в жизни. Потом начало мутнеть в глазах… стали возникать всякие образы. То женщина в черном хохочет, и хочет забрать моего ребенка, и просит мою жизнь взамен. То вижу врача с лицом какой-то нечисти. В этот момент я поняла, насколько не хочу никому его отдавать. Я начала сильно кричать и вырываться, пытаясь убежать. Я оборвала все шнуры, которыми меня привязали и начала умолять: «не надо, пожалуйста, не надо! Я передумала». Было слишком поздно. После того, как все сделали, я почему-то попросила показать мне моего ребенка, верней.. то, что от него осталось».

Глупо было задавать какие-то вопросы, но на вопрос «как ты себя чувствуешь?» она сказала «как трава. Знаешь, у меня такое ощущение, что я сорняк… по жизни – просто сорняк. И мне уже ничего не охота делать, совсем ничего». Тогда, честно говоря, я все-таки еще думала что это и стресс, и невысыпание, что все со временем позабудется, станет на свои места. Но через неделю с ней разругались все музыканты и группа распалась. И через месяц ничего не наладилось. Новую группу она набирать не хотела, более того – сказала, что будто вообще потеряла к музыке всякий интерес. Время шло, ничего не менялось. К старому она даже не хотела касаться, а новое почему-то не писалось, ни музыка, ни слова.

Сейчас она работает парикмахером. С музыкой по-прежнему – ничего. Когда я прихожу к ней в гости, такая круглая, то как-то стараюсь ничего не рассказывать о своей беременности. Но она сама начинает расспрашивать о том, что я чувствую и т.д. Я вижу, какими глазами она смотрит на мой живот, и догадываюсь, о чем она думает, когда его гладит. У нас всегда все происходило вместе. Даже срок был одинаковый… только в неделю разница.

Господь лучший Учитель и лечащий врач. Я думаю, что Ему все ж стоит доверять. Потому как никто другой не знает лучше, что нужно нашей душе для исцеления, даже порой мы сами… Я слишком сильно дорожила внешними проявлениями свободы, будучи сама внутри человеком абсолютно зависимым и несвободным. Как конфета в красивой обертке – развернешь, а там пусто, пыль да грязь. Моя душа заблудилась, но я благодарна Богу за то, что Он вовремя дал мне понятие свободы истинной: свободы духа и души. Их независимости, силы, непоколебимости.

P.S. А _elena_13 - счастливая крестная мама, можно поздравлять! ;)))