Радостное недоумевание

Разные понятия "верить в Бога" и "верить  Богу": Веровать в Бога означает некое согласие с доктриной, идеологией, а их у Христианства нет. Веровать Богу значит ходить Его путями, искать его истину, сообразовать свою волю с Его волей. Все грехи против Бога. И один из самых распространеных - создавать себе кумиров - власть, богатство, кросоту и здоровье. За каждым застольем желают здоровья, но какого? Телесного, душевного или духовного? Я бы пренебрег первыми ради последнего. Но как его найти? Разве что систематическими тишиной, спокойствием и одиночеством. Властный гремит о своей силе, но страшится, что народ помнит где он живет, в какую школу ходит его ребенок, где лежат его деньги. На прошлой неделе одному богатому семнадцатилетний сын принес миллион и попросил создать депозит в банке на его счет. Через неделю — другой миллион. Оказывается взломал что-то в интернете и дважды это продал. Молодому парню невдомек пока, что он уже никогда не будет работать и никогда не сможет выехать за пределы страны. Потому что это весело. Весело быть красиво и худеть с помощью итальянских червей. Люди кладут на алтари своих идолов реальные жизни. А надо бы положить душу свою за други своя, как делает это Христос всей свой жизнью, и особенно Страстной неделей, начинающейся Вербным воскресением. Когда мы смотрим на Вербное воскресение, здесь нет никакого недоумения: мол, вчера кричали "Осанна!" , а завтра "Распни!" Потому что так захотел Сам Бог. Вдруг, на несколько часов Он стал Царем царей, принимая то, что отвергал всем Своим существованием. Христос не хотел ни власти, ни силы, ни успеха, ни могущества, все это было противно Ему. Потому что подлинные слава, сила и могущество — в правде, любви и сострадании. В этом мире борются два понимания жизни: антирелигиозное, которое требует счастья, свободы и справедливости ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС, и религиозное, которому приписываются призвание к слепому терпению и покорности злу. Но в этом-то и коренится двоякость этого праздника, когда не бряцании силой и мощью является Царь людей, а когда люди вдруг видят правду власти в бедном учителе на ослике. Христос готов к непониманию, будто бы христианство призывает примириться со злом, неправдой и насилием. Дерзкий поступок стать на несколько часов Царем имеет смысл только накануне внешней победы зла. Господь задумал воочию явить на земле правду и могущество Своего Царства.
Вот, мы можем взять в руку монету и сказать с уверенностью: " Это мое! И больше ничье", И не заметим как монетой станет кулак, ее сжимающий локоть, да и весь человек станет придатком к этому "Моё!" Все наши несчастья от наших желаний признания, власти и житейского благополучия. А мы, христиане, должны быть как наш Царь — в нас не должно быть ни вида, ни величия. Презренные и умаленные перед людьми, дети скорбей и болезней, мы поем Христу "Осанна", то есть "Моли о нас!"Почему нам измлада не сказали, что в центре христианской веры - земная неудача, земная трагедия, земной крах. "Мы должны жить так, словно нас вообще нет", сказал как-то преподобный Петр Дивеевский. И это объясняет то, что Жизнь Христа внешне была трагической неудачей, но подлинная слава у тех, кто живет по любви. Но один знакомый московский актер, который о своих ролях говорил: "Ничего личного, просто профессия", почему-то отказался играть бесенка в Пушкинской "Балде", все-таки чувствовал как что-то касается его сердца. Руководитель Театра, где ставили этого "Балду", знаменитый актер Армен Борисович Джигарханян сказал:
— Ну что ты, Миша не бойся! Я вот в первую очередь — армянин, а во-вторую— христианин.
Такие вот национально-религиозные препозиции. Иудеи тоже хотели видеть своего Мессию как великого воина, политика, властителя. А он спустился с Масличной горы бедным проповедником на ослике. Но почему-то именно в Нем иудеи почувствовали ту Силу, которую не видели ни в одном из одиннадцати иродах, ни в римских властителях. И мы сейчас живем в мире, где возникают и распадаются государства, создаются и подают в отставку правители, мы видим бряцание силой и мощь современного оружия, но сердце наше склоняется ко Христу, к Его Власти, к Его Царству бездомного Учителя. Его Царство развенчивает власти, основанные на силе и принуждении. И здесь есть парадокс веры и парадокс этого праздника - вербного воскресения, и состоит он в том, чтобы приписывать Христу силу и мощь, которую Он отвергал. Сам Христос говорил, что Его удел в мире — отвержение, страдание и смерть. Если вопреки слабости и маловерию мы поднимаем вербы в этот день в храме, мы приносим присягу верности нищему Царю царей. От нас зависит сохранить эту присягу и помнить слова Христа "Кто не несет креста своего и следует за Мною, не может быть моим учеником" (Лк. 14, 27). Как легко нам сегодня вступать в это Царство жизни нестареющей, но как легко все это превращается в обряд, в обычай, над смыслом которых никто не задумывается. Старушки жуют на службе мохнатые вербочки — "чтобы благодать не упустить", а какой-то мужичок громко замечает мелко бубнящему попу:
— Ты давай, отец, святи быстрее вербу, а то домой еще надо ехать.
Вход Господень в Иерусалим — это образ человеческого недоумения, недоразумения. Мы смотрим и удивляемся — за каждым образом здесь стоит боль и страдание. Но Церковь говорит нам — это воистину праздник, ибо даже радость ваша по Христу недостойна Его, как недостойны Отца покаянные слова блудного сына, как недостойны Его те , что поют на иконе "Осанну", а завтра закричат "Распни Его!", как недостойны Его небеса, нечистые пред Его чистотой.
     Это праздник, потому что мы можем стать в толпе радующихся, но недоразумевающих людей, и по-детски, от всего сердца, восславить Того, восхвалением Кого должна стать каждая минута нашей жизни. Да, это радость по Богу, за которой стоит страдание и боль. Детская радость за родителя, когда ребенок недоуменно, но всем сердцем радуется улыбке отца, который смертельно болен.
   Это праздник — икона человеческого восхваления Бога. И от внешнего восславления Бога по чудесам Его (а самое "ближнее" чудо - это чудо самой жизни) должно возрастать к восхвалению внутреннему, сердечному, когда сердце становится престолом Его, а душа —Иерусалимом, куда входит Он в этот праздник, и где Он распинается грехом нашим. И праздник Вербного воскресения — это детское принятие Христа, еще не убитого, еще не оплеваного, Своим Царем и Господом. Войти в его радость и стараться всем существом не расставаться с этой царской отменой обыденности.

Смаковница

 Интересно, что «Бог есть любовь и только любовь» считают те, у кого нет детей. Так считает человек, воплощающий богословие в нашей стране, об этом не устают твердить монахи. Так же считала одна моя знакомая, которая завела себе семеро любовников, чтобы «максимально умножить добродетель». Человек, имеющий семью и детей, видит в Боге и еще нечто. Вот молодая женщина корчится от боли в родовых судорогах, но уже не помнит боли, когда родится на свет новый человек. Ее супругу в роддоме положили в руки спеленатого младенца, и он вдруг стал другим. Христа спросили, как обращаться ко Творцу всех вселенных, и Он сказал: «Отец». Отцовство и материнство – вот тональность, с которой Творец вселенных научает относиться нас к ближнему и дальнему, и даже врагу своему. Отцовство – это понимающая забота, и ревность, и участие, и вдумчивое вглядывание… Так много всего. Бог – Отец, и значит не только любовь. Мы все рождены от страданий. Христиане рождены от страданий Христа на кресте, ибо мы, приняв рождение в купели, в смерть Его крестились. Священные книги, возвещая, что Бог есть любовь (1 Ин.4, 8), не говорят, что Бог нас любит. Даже, более того, утверждают, что если кого любит Бог, того обличает и наказывает (Прит. 3, 12; Откр.3, 19). Но это не вступает в противоречие,  когда знаешь, что Бог – Отец.
И вот пример отеческого отношения к детям — смоковница и ее смерть, испугавшая учеников. Христос творит странное дело, Он ищет плодов на смоковнице, когда еще не пришло время собирать смоквы. Об этом уточняет Марк: "На другой день, когда они вышли из Вифании, Он взалкал; и, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошел, не найдет ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашел, кроме листьев, ибо еще не время было собирания смокв. И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек! И слышали то ученики Его" (Мк. 11, 12-14) и далее евангелист описывает события в Иерусалиме (Мк. 11, 15-19) и потом снова возвращается к повествованию о смоковнице: "Поутру, проходя мимо, увидели, что смоковница засохла до корня. И, вспомнив, Петр говорит Ему: Равви! посмотри, смоковница, которую Ты проклял, засохла. Иисус, отвечая, говорит им: имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, - будет ему, что ни скажет. Потому говорю вам: всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, - и будет вам. И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших" (Мк. 11, 20-26). То есть засохла смоковница тотчас же , а ученики увидели этот только наутро и устрашились. Смоквы сушеными долго оставались на дереве, если хозяин выполнял ветхозаветный закон о милости к сиротам и вдовам, оставляя плоды с предыдущего урожая. Жадный хозяин, видимо, не оставил ничего для путников. Но разве ради этого Христос засушил дерево? Нет. Но чтобы удивились ученики Его. Чему же они должны были научиться от смоквы? Может быть Он так предсказал падение Иерусалима?  Может быть он хотел показать, что ветхозаветная синагога была еще украшена делами (листьями), но плодов уже не имела?
Нет,Он хотел, чтобы апостолы, как и мы, входящие в Страстную седмицу, в чем-то уверились. Нет, но Он хочет показать силу веры, которая спасает нас. Одно дело "верить в Бога", то есть быть согласным с православной идеологией, причащаться и исповедоваться для себя, использовать храм, как место "отправления религиозных нужд" и совсем дургое — верить Богу, то есть сообразовать свою волю с Его волей о себе. У нас ведь с Богом одна задача: спасти мою бессмертную  душу. И насколько мы играем в одни ворота, настолько и побеждаем.
И засыхает смоковница, которая стала причиной главных слов: "Истинно говорю вам: если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, Что сделано со смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, - будет; и все, что ни попросите в молитве с верою, получите".
Что просят люди у Бога? Обычно своих идолов: богатство, власть красоту, здоровье. А тут швырнуть горой в море. Что это за гора? Как-то ко мне пришла соседка-студентка, эксцентричный преподаватель философии задал вопрос для рефератов: " Может ли Господь создать камень, который не смог бы поднять?" Я посмеялся, потому что так называемый "парадокс всемогущества" рассматривался и апостолом Павлом и Псевдо-Дионисием Ареопагитом, потом св. Ансельмом Кентерберийским и Фомой Аквинским. А  затем уж его подхватили современные физики, да так, что  "парадокс всемогущества" просочился даже в поп-культуру. В эпизоде популярного в США мультсериала The Simpsons, который называется «Weekend at Burnsie’s», Гомер спрашивает Неда Фландерса, «Способен ли Иисус разогреть буррито настолько, что не сможет его съесть?», и тот осознаёт парадоксальность вопроса.
На самом деле этот парадокс разрешается только моральным способом: "Бог может создать камень, который не в силах поднять — это сердце неверующего человека". Вот о чем говорил Христос, когда говорил о возможности метнуть камень гордыни человеческой в море любви Божьиего. У Апостолов были сомнения, и у нас они случаются. Но нам не стоит бояться силы своей веры. Мы способны на большее, чем кажется. Вот недавно, один мой знакомый мальчик повесился нечаянно на веревочке от своего капюшона в детском саду на горке и провисел так тридцать пять минут. Его отвезли в реанимацию с тяжелым диагнозом отека мозга. Но интернет-братия взмолилась Богу и отмолила младенчика. Слава Тебе, Господи, дающему нам свет Пасхи!

ЖЖ автора