Несколько последних записей из одного, пожалуй, самого любимого блога. Рекомендую - подписывайтесь на него.

***

Кольцо вечной любви

  Настоящая любовь имеет четыре возраста. Она подобна дереву Его, сначала сажают семечком. Потом оно прозябает отпрыском. Потом набирает силу, и наконец, плодоносит

В детстве, маленький человек живет как желудь, поглощая родительские запасы. Он как воронка, вбирает в себя чужую любовь, мало заботясь о тех, кто рядом. Детство нормальных детей уходи на то чтобы научиться прощать, делиться и думать о других . А пока он растет его приступы приязни или ненависти – это припадки случайных эмоций, которые связаны не с объектом любви, а со своим настроением и с тем хорошо ли ему или плохо. В этой любви нет объекта. В детской любви все только сам ребенок. Он любит не нас, а себя нас, как слагаемое комфорта

Создав семью, человек с огромным трудом учится любить в первый раз. Здесь, душа пока еще сохраняет детский эгоизм, умеренный эгоизмом «любимого». Любовь напополам. Половину даю от себя, а половину требую от любимого. Почти все недоразумения в семьях происходят из-за того, что кто-то нарушил договор двух «любящих сердец» и что-то не додал. Такая семья, часто напоминает рынок, на котором обмениваются услугами. Любовь мучительно рождается, пробивая пласты тяжелого и злого самолюбия. И рождается мысль, что брак редко начинается любовью, и, в норме, любовью брак должен заканчиваться. То, что в молодости кажется любовью, чаще всего оказывается не любовью, а вспышкой жуткого себялюбия и инстинктов, привязанных к избраннику

С рождением детей, ситуация меняется. Нормальный родитель относится к ребенку ГОРАЗДО лучше, чем к супругу. Охотнее прощает, дольше терпит, больше дарит и почти никогда не бросает. Любовь пускает свои корни все глубже и глубже в сердце. И сердце постепенно очищается и преображается. Человек учится любить ближнего беззаветно и чисто. Бог облегчает этот первый урок любви. Нужно полюбить того, кто на тебя похож, того, кого ты сам «нарисовал», того, и кто тебе предан безрассудно как собачонка. Но несмотря на прорастание любви, все еще случаются приступы жаления себя. Иногда накатывает тоска по себе любимому, утраченная в семейных хлопотах. Мало ходил в кино, мало сам гулял, мало отдыхал в себя. Не пел, не рисовал, ни летел как птица над жизнью. И родители, бросив на короткое время ребенка бабушке, с упоением идут в гости, на вечеринки или уезжают на отдых в далекие страны вдвоем, сами по себе. Там они отдыхают от любви в нежат свое детское самолюбивое неумирающее Я

Любовь как таковая, при благополучном исходе, может начаться в четвертую пору. Бабушки балуют внуков не потому что выжили из ума или скучают, а потому, что на своем горьком опыте убедились, что недолюбили и пробросались временем любви, так что времени любить осталось совсем мало. В этом возрасте становится ясно, что ты сам поломал и испачкал первую чистую любовь. А к сорока годам, вдруг осознал себя живущим в одном доме с чужим человеком - своим собственным супругом. Понимаешь, что сам выжег огнем у него и себя все светлое и высокое, что было вложено Богом и великодушием молодости. Что сам превратил семью в общежитие, магазин и ринг с усталыми борцами. Человек с ужасом понимает, что ломал своими руками счастье по всяким пустякам и решает, что этого не надо повторять хотя бы с внуками. Подумаешь, детские капризы – какая мелочь!

В преддверии смерти человек старается наверстать любовь. В это время уже хочется, чтобы все были родными, и пожилые люди часто обращаются к молодежи со словами «Дочка» или «Сынок». Но не того, чтобы дать почувствовать разницу в возрасте, а в тоске по любви



Как ни странно, но часто эта инъекция любви взбалмошных бабушек является единственной попыткой укоренить любовь в течении всего детства. И много лет спустя, дети оценивают ее как самый важный вклад в свою душу.


Бабушки не балуют детей. Они боятся умереть не налюбившись. Они боятся предстать перед Богом с деревянным сердцем. Они боятся умереть с багажом трагедии молодой самолюбивой и трагичной семьи

С другой стороны Бог помогает человеку оторваться от мелочной привязанности личного мира. Бог помогает человеку сделать важный пятый шаг – научиться любить Бога.

У стариков намеренно выключается часть сознания, и они становятся доверчивыми, как дети. Они легче плачут и радуются. Бог на этой стадии помогает человеку подняться над своим домом и увидеть свой настоящий Дом – весь мир. 

Это охлаждение к родному гнезду имеет важный смысл приготовления человека к Вечности. Дурно понятая свобода, извращается любовью к политическим новостям, сериалам про чужую жизнь, страстью философствовать на разные отвлеченные темы. Извращение Божиего дара освобождения любви от объекта часто извращается любовью к отвлеченным проблемам из телевизора, политики и сплетням.

При правильном развитии души, Господь помогает увидеть Бога не только в внуке, по сути дела, отчужденной безразличной и самодостаточной личности, но в других не менее эгоцентричных личностях. И преодолевая благожелательностью этот детский эгоцентризм, пожилой человек учиться любить поверх него. Увидеть поверх близких любовь, разлитую во всем мире

Я еще не так стар. Но попав, однажды в реанимацию, удивился очень быстрой смене сознания. Вдруг, в душе наступила какая-то оглушающая тишина. Приходили какие-то люди, которые очень были похожи на друзей или героев каких-то забытых фильмов. Они шутили и приносили фрукты. Смеялись и брали за руку. Но так, словно, в этом забытом кино выключили звук. И, словно, реальность этих посетителей больницы была не больше чем реальность теней.

Их волнения, оставленные за порогом больницы, мне казались ужасной чепухой, совершенно не стоящей внимания, а они волновались. Их радость казалась или преступной или глупой. И все они представлялись измученными и совершенно несчастливыми в этом круговороте ненастоящей жизни, в гуще которой они вертятся как щепка внутри волны. И хотелось быстрее их отпустить домой, чтобы не увеличивать их муку и труд в моей больнице

Они жалели меня, а я жалел их. Какая-то сладкая тишина оторванности от жизни уже затопляла душу, и все казалось примирившимся, поблекшим как прозрачная моль под солнцем. Я с ужасом ощущал эту сладость и думал: Не это ли сладость смерти от приближения Неба? Я боялся, что это новое чувство не покинет меня и после больницы. Давно в юности я был пронзен стрелой любви и весь мир изменился в одно мгновение и навсегда. Так и теперь мир поблек, и я испугался, того, что он что также изменится и в этот раз, на всегда, но не в лучшую сторону. И было страшно подумать, как можно будет жить дальше с этой липкой и затягивающей сладостью смерти

Я боялся, что жизнь окажется горше смерти. Мне думалось, неужели снова придется учиться любить людей в таком вот новом их прозрачном теле, с их суетой, которую я должен принять и понять и суметь посочувствовать тому, что теперь кажется смешной глупостью? Как теперь играть свою роль искренне, чтобы у близких сложилось впечатление, что я разделяю их пустой смех и слезы и чтобы они не догадались о новом покое моей души? Что будет если они догадаются, что теперь и я сам себе изменил и что сегодня я сам себе только тень меня вчерашнего?

В реанимации мне, словно, дали на палец кольцо Фродо Бегинса.


Не знаю, что было бы если бы я вдруг решил захотеть перешагнуть эту границу миров. Может быть, так уходят от мира отшельники? Может быть, так открывается мир, в котором живут святые, для которых мир умер? Может быть, так походит солнце Бога и мир бледнеет? А может быть, так просто становятся идиотами. 

Но мне показалось, что я тоже не долюбил и у меня остались долги любви. Тихо и вежливо я закрыл за собой эту дверь

Но сквозняк на душе остался. Мир, все равно, стал намного прозрачнее, чем был раньше. И на душе остался этот обезболивающий покой.

Иногда, раньше, когда было плохо, я просил Бога:

-Ты сказал, что труждающиеся и обремененные могут звать Тебя и успокоишь их! Вот я принял горе, и, по Твоему слову, прошу и зову Тебя: «Пожалей меня!» (с)

И если не рассеиваться мыслью, то вдруг на душе ощущался некий теплый обезболивающий пластырь. Если удержать его, то раны быстро затягиваются. Боль проходит через минуты, а проблема тает за день. Это Божее лекарство очень сильное и быстрое. 

А тут, словно пластырь остался навсегда.

Недавно одна знакомая женщина рассказала, что сын уехал в командировку, а его молодая жена стала часто, ближе к полночи, «срочно уезжать к родителям». Причем, к родителям она всегда собиралась в вечернем туалете, спрыснувшись дорогими духами и накрасившись. Родители мужа, набравшись духом, как-то спросили о том, почему ее родители не встречают ее днем. Она озверилась. Собрала гневно и яростно чемоданы и хлопнула дверью. Сын, приехав из-за границы перестал общаться с матерью. Мать страдает и думает что она сделала не так? И как можно было поступить по-другому? Думает, что жена, очевидно, сказала сыну, что ее выгнали из дома. Она допускает, что сыну могут нравиться такие вот женщины. Это его дело. Но как провожать невестку за полночь своей рукой к чужим авто, она тоже не понимает

Семья есть проекция Троицы. И весь мир подобен Троице во всех его частях, одинаково стремящихся к единению и любви. И боль матери, как боль внутри этого не состоявшегося подобия Торице. Эта боль от неполноты единения с людьми и Богом

Но рано или поздно сын все равно отдалится. Муж-Жена – одна плоть. Мать-Отец – другая сущность. Вопрос только когда и как произойдет это неизбежное отчуждение. 

Возможно, оно произошло слишком рано и резко.

Но развиваясь мы теряем не только близких, но и сами себя

Чем больше мы стремимся к Богу, тем меньше себя остается в нас. Тем больше, по мирскому понятию, мы становимся одиноки. Тем более прозрачными становятся те, кто рядом с нами. Тем больше нам в них видно только та часть, которая наполнена Богом

Чем дальше от детства, тем меньшим числом людей мы окружены. Жизнь с удивительной скоростью стремится к одиночеству, которое размазывает нашу личность по миру, как хлеб по маслу. Так, чтобы в итоге, в этом новом одиночестве, мы родились бы в новом мире как младенцы, не связанные ни с невестками, ни с должностью, ни реками, ни горами, ни морем. Не отягченные ничем, особенно тем, что нам кажется самим собой.

Что ТАМ, за границей жизни и смерти, никто не знает. Бог надежно скрыл эту тайну. И не позволяет никому заглянуть за завесу смерти. Значит, Ему так нужно. Значит, это важно для Него и для нас. Важно, чтобы не повредить эксперимент чистой и бескорыстной любви, производимой над нашей душой


Мы обязательно станем другими. Мы обязательно явно и просто взором увидим иную реальность и посмотрим с Богом друг Другу в глаза. Узнаем ли мы себя после этой встречи взглядами?

Никто не знает, узнаем ли мы ТАМ своих родных, и нужны ли, вообще, они там будут. Кажется, что нужны. Более того, кажется, что нужны даже умершие кошки собаки, которых я любил. Но дети часто говорят глупости…

Нам известны только обрывки знаний о том мире. Например, Господь, сказал, что муж и жена – одна плоть, и что того, что соединил Бог, Он не разлучит никогда. Но что будет с моей и плотью жены в Царстве Небесном. Как мы будем там одна плоть, ведь одной плотью на земле, мы все-таки не были? И что значит это соединение Божие в тонком теле? И будет ли только это соединение или будет какое-то странное новое сообщество душ и Бога, о котором нам и знать ни к чему? 

Там мы родимся младенцами, и очевидно, также как и на земле, будем возрастать, мужать и умудряться. И наше небесное младенчество через 100 000 миллионых лет покажется кадром из забытого фильма.

Вспомнится ли тогда мне эта больница и мои гости с бананами и творожками? Вспомнится ли матери обида на сына из за невестки, гуляющей в ночи? Вспомнится ли последняя обида и первая любовь? Или это будет так прозрачно, что мы устанем напрягаться рассматривать это в мелкоскоп? Или это будет даже смешно и несколько грустно и неловко, так что смотреть не захочется? Наверняка, вызовет улыбку то, что мы думали о себе и считали самим собой.

Или быть может, вызовет восторг понимание того, каким сокровищем были моя жена и мой ребенок? И вызовет уважение мой личный фильм о ежесекундном вежливом вмешательстве Бога в мою судьбу.

Вся эта жизненная последовательность возрастов любви подобна древу. От весны к лету, от осени к зиме, к падению желудя и воскресению в новом теле. А там кто его знает, не придется ли снова проходить времена любви и рождаться раз за разом на новом небе. 

Но пока ясно одно, что все, что имеет смысл, имеет отношению к любви, а любовь к Богу, И путь к Богу, делает спокойном, счастливым и одиноким в том, смысле, что лишаешься добровольно того, что считал собой. А заодно с этим, лишаешься того, что считал своими любимыми. Лишаешься тех глупых образов, которыми заменил себе истинный образ людей, созданных Богам совсем для другого. 

Для другого – это не для свадьбы, и не для того, чтобы построить дом, вырастить дерево и воспитать сына. А для того, чтобы слиться вместе и с Богом единым духом.

Все мы вместе должны были бы войти друг в друга как лица Троицы. Как мир входит в Бога, а Бог – в мир. Должны были войти и не вошли, и даже не собирались этого делать. Поэтому смерть приносит не новую Любовь, а пустоту и настоящее одиночество без людей и без Бога.

Умаление себя в любви – объективный процесс. Но вот, что странно, если понять его как развитие бесконечной последовательности, то это процесс бесконечного развития одиночества должен привести к полной утрате себя в Боге и финалу проекта Земля, Адам и Ева. 

У меня есть один знакомый богослов. Иногда он так шутит со студентами:

- Хотите, я вам открою тайну зачем Бог создал мир?
- Хотим! И после этого, он торжествующе поднимает палец и говорит:
- Этого никто не знает и никогда не узнает!

И воцаряется тягостная тишина. Неужели близкий и родной Бог не скажет мне самого главного? Неужели мы не достойны Его разумными друзьями или детьми, которые с любовью входят в заботы и труды Отца? 

Нас жизнь как реки несет в водовороту одиночества, который мы должны погрузиться ничего не зная ни о смерти, ни о жизни после смерти, ни о замысле проекта Жизнь! Страшно…

Но моя вера укрепляется тем, что виден вектор жизни. Он свидетельствует об увеличению любви в течении жизни. Это увеличение любви связано с теплотой, которая свидетельствую о близости Бога, которую мы все отчетливо чувствуем. А раз так, то все в надежных руках. А раз в надежных руках, значит и волноваться нечего. 

Любовь подходит в своем развитии к смерти. Преодоление смерти требует веры и надежды. Сколько не думай ничего не придумаешь. Есть одно четкое определение веры у апостола Павла:

“Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом”.

Про любовь сказано много и ничего толком. А про надежду не сказано совсем ничего, такого, что можно было бы считать Божиим откровением.

И остается только, махнув на все рукой, упасть Богу в объятия:
- Делай со мной что хочешь! Я ничего не хочу знать, потому что вижу, что за теплотой и любовью, которая исходит от Тебя как от солнца, стоит обещание добра. А мне больше ничего и не нужно

- Господи, научи правильно дожить, хорошо умереть и открыть глаза Там в твоих объятиях вечно растущей любви

****