Не секрет, что мы живем в эпоху великих перемен. Это тот период, когда происходит переоценка многих ценностей. Прямо на наших глазах мир становится, к сожалению, холодным и расколотым, а окружающие нас люди – безразличными и черствыми. Всё реже можно встретить верующего человека, который не страдает от нехватки любви. Царствующий на земле холод можно ощутить почти на каждом шагу, с печалью осознавая, что та самая любовь, которая милосердствует, не завидует и не гордится, постепенно исчезает.

Вспоминаются слова святителя Иоанна Златоуста: «Что может сравниться с любовью? Ничто. Это корень, источник и мать всех благ. Не жди, чтобы другой проявил к тебе любовь, но сам стремись к нему и начни первый». Именно о жертвенной любви к ближнему, о редком проявлении этого Богом благословенного чувства я хочу рассказать.

Этот случай сыграл огромную роль в формировании моей личности и оставил глубочайший след в душе.

Пять лет тому назад у моей мамы были серьезные проблемы с сердцем, и нам пришлось положить ее в больницу в нашем родном городе Зестафони.

Стояла зима. В больнице мама лежала в двухместной палате кардиологического отделения интенсивной терапии. Ее состояние то улучшалось, то ухудшалось. Помню, она молилась про себя и пыталась не показывать мне свои слезы и боль. Тогда я осознал, что мамины слезы и боль ребенок чувствует даже тогда, когда мать старается их скрыть.

Одним прекрасным утром открылась дверь, и в палату в инвалидной коляске ввезли женщину с измученным лицом. У мамы глаза были закрыты! У той незнакомой женщины – тоже, она ничего не говорила, лишь один раз, не в состоянии справиться с болью, произнесла: «Ваи, дэда!» – «Ой, мама!» Как только она произнесла эту фразу, моя мама слегка приоткрыла глаза, посмотрела на новую соседку по палате и с трудом сказала ей:

– Зоя! Зоя! Моя любимая! Это же ты! Что тут делаешь?

– Манана, – еле вымолвила та, – а что с тобой?

Они обе заплакали. Я догадался, что присутствую при встрече давних знакомых. Так оно и было: моя мама и Зоя были когда-то лучшими подругами, работали вместе… но замужество, потом дети… да и жили они в разных городах и поэтому не виделись лет 25.

В тот день женщины больше не общались, поскольку обе находились в тяжелом состоянии. Дети тети Зои не знали ничего о состоянии своей матери, и ухаживал за ней я. Чего только я не делал, пытаясь развеселить маму и ее подругу! Рассказывал забавные истории, придумывал небылицы… Слава Богу, в большинстве случаев мне удавалось рассмешить двух подружек, которые много лет не виделись и только сейчас встретились. Вот только место их встречи было не совсем веселым, да и повод печальным!

Как-то маме стало чуть-чуть легче, да и тетя Зоя тоже немного оживилась. Мама даже поднялась, с трудом добралась до койки больной подруги и крепко обняла ее. Села в ногах, и они «приступили к работе» – принялись вспоминать истории из своей молодости.

– Ты помнишь, – говорит мама Зое, – как ты бегала, как ты пела и танцевала?!

– Да, Манана, помню… А сейчас вот еле хожу с двумя костылями! Сердце! Сердце!

Так они вспоминали, улыбались, плакали, задумывались и опять улыбались… Той ночью я не спал, молился Богородице и смотрел на маму и тетю Зою, повторяя: «Неисповедимы судьбы Твои, Господи! Неизследимы пути Твои!»

На следующий день маме стало очень плохо, врачи не могли стабилизировать ее состояние, делали всё возможное, ввели много лекарств… Мама плакала. В тот день и Зое тоже было очень плохо. У нее не было сил встать, но, увидев, что ее подружка плачет, она потихонечку поднялась, взяла свои костыли и подошла к больничной койке моей матери.

– Манана, Манана, моя любимая! Смотри, я рядом! Не плачь! Ну-ка послушай!.. – проговорила она и, к удивлению всех нас, запела!

Пела тетя Зоя незнакомую мне грузинскую песню нежным, тихим, истомленным голосом! Запомнились несколько фраз из той трогательной песни: «Ласточки, ласточки летают… Полюбила я одну девушку. Эта девушка — ты! Я все время по тебе скучаю… Держись, я рядом!» Пела она эту песню и держала в своей руке руку моей матери! Я слушал, затаив дыхание, и старался не плакать, повторяя про себя: «Мужчины не плачут, Костя!» Но эти слова не помогли мне сдержаться, и, нарушая все правила и стереотипы, я заплакал. И слезы ручьем лились не только из моих глаз… Я смотрел на Зою и маму и повторял: «Вот это и есть любовь! Это и есть дружба! Дружба, любовь…» Спела тетя Зоя, утешила мою маму, приласкала ее, а потом… Тем вечером тетя Зоя скончалась!

Трудно было поверить тогда и тяжело свыкнуться даже сейчас с тем, что ее больше нет! Самым удивительным и пронзительным для меня было то, что она сделала накануне своей смерти. Она пела для своей подружки. Я часто задавался и до сих пор задаюсь вопросом: «Как это так?» Ответ, вероятно, прост: это любовь!

Для меня тетя Зоя стала символом евангельских слов: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Ведь суть этих слов в том, что мы вечно должны стараться усвоить «радость Христову» – ту радость, которую Иисус имеет в Себе всегда, даже и в предсмертный час.

Кто знает, как она страдала от боли, когда пела песню своей подружке…

В тот момент, когда умерла тетя Зоя, высветилось заходящее солнце. Такого заката я никогда в жизни не видел и не увижу, наверное, поскольку ни один закат солнца не повторяется. Так же, как не повторяются ни одна смерть и ни одно рождение человека. С тех пор я каждый день смотрю на закат солнца, и перед глазами, вызывая улыбку и слезы, всплывает доброе лицо тети Зои, и слышатся рожденные любовью слова из ее перед самой смертью спетой песни: «Держись, я рядом»… Разве можно забыть об этом?! Это же — проявление великой Христовой любви, которой так лишена наша Вселенная.

Константин Церцвадзе