«… и ощутить сиротство, как блаженство…» Белла Ахмадулина

Крещение Господне. Вечерняя служба уже закончилась. Завтра утром служим литургию и совершаем великое водосвятие. Отпустив прихожан, собираюсь уходить в алтарь.
- Батюшка, - слышу за спиной вкрадчивый женский голос и оборачиваюсь. Худенькая молодая женщина в короткой тёмного цвета спортивной куртке и обтягивающих джинсах. На ногах зимние кроссовки. Улыбается немного смущённо:
- Вот, я долго собиралась и, наконец, согласилась ехать этой ночью вместе с друзьями окунаться в проруби. Они меня каждый праздник зовут с собой, а я всё не решалась. Прочитала, что на Крещение, если собираешься окунаться в ледяной воде, нужно сходить в церковь и обязательно попросить благословение.
Я не удержался и похвалил девушку:
- Вы молодец! Сегодня редко кто это делает, а вы правильно поступили, решив предварительно поговорить со священником.
В двух словах я рассказал ей о празднике Крещения Господня, благословил девушку и прощаясь почему-то спросил:
- Вы всей семьёй будете окунаться, или дети останутся с бабушкой?
Она помолчала. Потом ответила:
- У меня нет детей, - и снова замолчала. – Моя девочка умерла пять лет назад, тогда ей было всего три годика. Сейчас у меня нет детей.
- Вы замужем?
- Да.
- И что, больше не пытались родить? Не получается?
Я видел с каким трудом она подбирала слова, чтобы ответить на мой вопрос.
- Вы можете подумать, что я сумасшедшая, но мне кажется, это будет предательством в отношении моей девочки. Нет, я всё прекрасно понимаю, что здесь на земле её больше нет, но для меня она продолжает быть. Я вижу как она растёт, как она ходила в садик, теперь мы с ней уже пошли в школу.
Каждую минуту в мыслях я с ней, а если появится другой ребёнок, я её забуду, а это – предательство.
Возвращаясь домой, я шёл и всё думал об этой женщине, о её непередаваемом и непонятном всему миру материнском сиротстве. И ещё вспоминал как уже более четверти века назад мы с женой и полуторагодовалой дочкой попытались переехать из Подмосковья назад ко мне на родину в Белоруссию.
Поскольку в своё время я закончил сельхозинститут, то и стал искать место в каком-нибудь хозяйстве, тем более что специалистам полагается жильё.
Со временем, найдя подходящую вакансию, решил, что перебираться будем именно сюда. Ещё в конце лета, а тогда на дворе стоял май, в совхозе должны были сдавать жилой многоквартирный дом, в нём нам предложили просторную трёшку.
Пора было устраиваться и начинать работать. Временно нас разместили на постой в частном доме со всеми удобствами во дворе.
Мы с женой уехали в деревню, а нашу малышку оставили в Гродно на попечение бабушки.
Мне нравилось хозяйство, и люди, жившие в том селе, однако всего через десять дней мы снялись с нового места и вернулись назад в Россию.
Каждый вечер жена бегала к соседям звонить в город. Сперва она говорила с бабушкой, а потом просила позвать малышку. Девочка дышала в трубку, мама слушала её дыхание и беззвучно плакала.
Потом она возвращалась домой, мы ужинали и ложились спать. В постели она сразу отворачивалась от меня к стенке и засыпала. Однажды, проснувшись ночью, я понял, что она плачет. Чтобы не разбудить меня, зарывшись лицом в подушку, она плакала, не издавая ни единого звука. Следующей ночью, сделав вид что я уже сплю, лежал и прислушивался к моей половинке. Прошло всего несколько минут, и я снова услышал её плач.
Утром, проснувшись, мы встали и я сказал:
- Всё, возвращаемся назад.
До сих пор перед глазами стоит картинка. Мы уже в Гродно. Открываем дверь и входим в квартиру. На кухне за столом сидит маленькая девочка. В ручонке у неё блинчик или кусочек хлеба, я уже не помню. Она слышит, что кто-то вошёл, поворачивается и смотрит в нашу сторону.
Пока нас не было, бабушка постригла внучке чёлочку, личико открылось, и я увидел её совсем по-другому. Так выглядят люди, перенесшие тяжёлую болезнь. Во время болезни их остригли. Теперь они уже пошли на поправку, а волосики ещё только начали отрастать.
Тоскующие глаза глядят равнодушно. Десять дней ей обещали, что мама придёт с минуты на минуту. Дитя ждёт, а мама всё не приходит. Поначалу при любом шуме в прихожей она бежала к входной двери посмотреть на маму.
Нет, и это не мама. Её всё нет и нет. Девочка больше не верит, перестаёт надеяться и смиряется с одиночеством.
Она по привычке поворачивает головку посмотреть что там за шум, видит нас и выдыхает:
- Мама!
И тянет ручки в нашу сторону.
Бабушка в этот момент чуть ли не кричит:
- Ну вот, я же тебе говорила, сегодня мама обязательно приедет, а ты не верила!
А мама, позабыв обо всём на свете, бежит к своему ребёнку. Хватает её со стула, прижимает к себе и покрывает множеством поцелуев. С тех пор прошло без малого тридцать лет, и до сих пор они неразлучны.
Этот взгляд осиротевших младенческих глаз не спутаешь ни с каким другим. Если не сталкиваешься с ним вынужденно по работе где-нибудь в детском доме или полицейском детоприёмнике, и если он не стал для тебя привычным уже фоном бытия, то увидев его однажды, не забудешь уже никогда.
Вскоре после Крещения приехав на пару дней в Петербург, я остановился в доме у своего друга. Человека уже немолодого, и в тоже время папы совсем ещё маленькой и тоже полуторагодовалой крошки. Последний раз я видел её прошлым летом, ещё совсем младенчиком.
В те дни мне исполнялась круглая дата, и друзья устроили мне такой подарок, предложив побывать в Петербурге. Мой друг таскал меня по разным местам, в Питере есть на что посмотреть, а девочка вместе с мамой, её зовут Анна, постоянно находились дома.
Помню, я ему даже посетовал:
- Прости, но мне кажется будто ты совсем не помогаешь супруге.
Тот, парируя мой упрёк, утверждал, что его дело зарабатывать деньги.
- Батюшка, извини, но обязанность мужика содержать и кормить свою семью. А детьми традиционно занимается женщина. Нет, конечно, иногда пойти покатать коляску с ребёнком, дать маме постирать и приготовить обед, я согласен. А так, мой друг, не мужское это дело.
Из города на Неве я уезжал с осадком в душе.
Однажды поздним ноябрьским вечером он неожиданно позвонил мне из Питера. Я не слышал и пропустил его звонок, но увидев номер на телефоне, забеспокоился. Обычно мы с ним переписываемся в сети, а созваниваемся только при острой необходимости.
- Анна заболела. Очень тяжело, а главное неожиданно. Долго кашляла, потом пошла проверятся, оказалось туберкулёз. – И тут же начинает меня успокаивать. – Слава Богу, болезнь выявлена на ранней стадии и ей обязательно помогут, но малышка на несколько месяцев остаётся без мамы.
Я что звоню, пожалуйста, батюшка, поддержите нас молитвой.
Маму изолировали и положили в больницу, а девочка осталась на попечение папы и старшего брата. В феврале у меня как раз выдалась оказия, и я всё на тех же пару суток заскочил по делам в Петербург.
К этому времени мои друзья, воспользовавшись положенным материнским капиталом, успели перебраться из Ленинграда в Петербург. Это они сами так говорят, то есть из района, построенного в конце семидесятых годов нашего советского времени они очутились в середине девятнадцатого века.
Друг меня встретил и пока мы с ним шли пешком до его нового дома не уставая рассказывал:
- Вот, здесь были конюшни лейб-гвардии такого-то полка, на этой улице торговали тем-то, потому она так и называется. Отсюда, если смотреть прямо, виден купол Исаакия, а вон там видишь – это Владимирский собор.
Мы подошли к старинному дому, вход во двор которого преграждала закрытая металлическая решётка. Затем мы поднимались на третий этаж по довольно узкой лестнице их дома, а вернее бывшего флигеля. Пока мы поднимались наверх, я выслушал лекцию о кованых перилах, распространённых именно в те времена.
- Обрати внимание, это ковка. Все детали собраны на заклёпках. Помнишь, мы были в доме, где жил отец Иоанн Кронштадтский, там точно такая же узкая лестница и кованые перила.
Открываем входную дверь. Я удивился, что между дверьми входной и внутренней такое большое расстояние.
- Это всё потому, что раньше возле каждой квартиры был установлен здоровенный ларь для дров. Квартиры-то отапливались дровами.
Ты давай дальше проходи. Обрати внимание на эти потолки. Смотри, вон там, в углу, знаешь что это за лепнина? Не знаешь, - ликует мой приятель, мне кажется, он «повёрнут» на Петербурге, - сейчас я тебе расскажу.
В этот момент вместо того, чтобы любоваться пожелтевшей от времени лепниной я заглянул на кухню, и как тогда четверть века назад увидел сидящую за столом маленькую девочку с голубыми широко открытыми сиротскими глазами.
Всё тот же взгляд. Я немедленно вспомнил этот взгляд. Который, один раз увидев, ты уже не забудешь никогда. Взгляд ожидающий и тревожный.
И вдруг она улыбнулась. Она смотрела на меня и улыбалась.
Шестнадцать лет подряд почти каждую неделю я крещу маленьких человечков и знаю, как ведут себя нормальные полуторагодовалые младенцы. Как правило, завидев меня, они орут, словно резаные. Да что там чужие дети. В этом возрасте мои собственные внучки, всякий раз встречая дедушку, кричали так, что до сих пор у меня в ушах стоит этот крик.
А эта кроха смотрит на меня и улыбается, только взгляд от этого не перестаёт быть сиротским. Словно подброшенный в подъезд маленький котёнок, в каждом человеке она видит того, кто заменит ей маму.
Вечером я позвонил Анне в больницу.
- Раньше я хоть на часок могла отлучиться из клиники, примчаться домой и посмотреть на свою малышку, прижаться к ней. Сейчас у нас карантин в связи с эпидемией по гриппу. Целый месяц никого не пускают и не выпускают. Этот месяц тянется словно это не месяц, а год, или даже целых десять лет одиночного заключения.
У меня неплохие анализы. Есть надежда, что скоро меня переведут на амбулаторное лечение, тогда мы снова будем с ней вместе.
Я держал трубку, и вслушиваясь в голос Анны, где-то там глубоко внутри себя снова ощутил сиротство. Сиротство мамы, вынужденно разлучённой со своим младенцем. И мысль:
«А как же Бог!? Как страдает осиротевший Бог, подаривший жизнь человеку. Каково это любить совершенной любовью своё собственное творение и не находить в нём ответа».
Опять вспомнил как по ночам, уткнувшись лицом подушку, рядом со мной страдая от одиночества, плакала мама, оставшаяся без своего младенца. Вспомнил, и сам едва не разревелся. Тут же сам себя и одёрнул, ты думаешь смешно, ты думаешь по-человечески. Совершенный Бог не может испытывать чувство сиротства.
Согласен, Он вне времени вне расставаний и вне встреч. Потом открываю Евангелие и всякий раз, читая притчу о блудном сыне, вижу старика, бегущего навстречу своему неразумному сыну, представляю, как он днями напролёт стоит и с надеждой смотрит в окно. Где ты, сын мой? А его всё нет и нет.
Да, Он бесконечно выше и могущественнее любого из нас. Он вечен и вездесущ. Только мне безумно жалко этого Старика из евангельской притчи. И снова глаза на мокром месте.
Возвращаясь назад в Москву и прощаясь с моим товарищем, я подумал что когда-то он обязательно вспомнит эти бесконечно долгие месяцы, когда он так неожиданно для себя стал для своей дочечки одновременно и папой и мамой. Эти трудные месяцы их отношений будут вспоминаться как самые драгоценные.
Он и раньше говорил, что любит свою малышку. Несомненно он и тогда её очень любил, но больше такой, теоретической любовью. Сейчас я видел как заправски мой друг одевает и раздевает ребёнка, стирает одежду, готовит еду, сажает дитя к себе на коленки и кормит её из ложечки. Он научился разбираться во всех этих многочисленных йогуртах и творожках, агушах и актимелях, и даже может подсказать в какой магазин лучше бежать за свежим молоком и фермерским мясом.
Наверно по-другому не бывает. Господь, каждому, кого любит, предлагает необходимый ему опыт, после которого близкие и любимые становится ещё во много крат ближе и много любимее. Потому что цену имеет только то, что по-настоящему выстрадано.
Последний раз, когда приезжал домой в Гродно навестить родителей, мама сделала нам с матушкой подарок. Она достала из серванта и подала мне маленький пакетик. Что-то завёрнутое в старую газету ещё советских времён. Я развернул газету и увидел светлые прядки волос.
- Помнишь, много лет назад вы оставили у меня свою девочку, а сами уехали устраиваться на новое место работы. Я обратила внимание, что волосики у ребёнка сильно отросли и мешали глазкам. И постригла ей чёлку. Срезанные волосы решила не выкидывать, сохранила. Хотела вам отдать, но забыла.
Недавно перебирала старые фотографии и вот, нашла. Совершенно случайно. Возьми, покажешь своим девчонкам.
Я всматривался в эти светлые волосики. Видно, что это именно детские прядки. Сейчас у неё волосы другие, жёсткие и тёмные, а эти совсем ещё детские. Перебирая их кончиками пальцев, я словно перебирал давно прошедшие годы. Подумалось, а что если они ещё сохранили свой запах, тот далёкий запах детства. Но волосы пахли газетной краской.
Вернувшись из отпуска, я показал находку матушке.
- Смотри, что нашла моя мама. Эта та самая чёлка. Наша дочка тогда была ещё совсем-совсем маленькой. Представляешь, сохранились, а им без малого уже тридцать лет. Только пахнут они не маленькой девочкой, а свинцовой краской.
Матушка мельком взглянула на пакетик с детскими прядками, потом на меня, улыбнулась и сказала:
- А я и не подозревала, что ты у меня такой сентиментальный.

Блог о.Александра