Мирослав у себя в ЖЖ продолжает публикации Наивного богословия, пятидесятого псалма. Они радостны, печальны, радостнопечальны,  удивительны. Там же в его ЖЖ,  вы сможете прочесть все, уже написаные, части. Не удержался, публикую последнюю о богооставлености. 

"...Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене... "

Это стих о богооставленности, о том, что она случается. И о том, что нет специального механизма НАВСЕГДА заручиться присутствием Божиим. Дух веет, где хочет. Все когда-то приходят к Богу, все отпадают, не все возвращаются. Максим Исповедник видел четыре вида богооставленности, но все они имели какую-то воспитательную цель. Августин плачет: почто Ты оставил меня? Но куда как громче слышен крик Христа на кресте: «Элои! Элои! ламма савахфани? - что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15, 34). Значит и Он умирает в богооставленности, чтобы спасти оставляемых. Это оставление длится с тех пор, как человек слышит от змея обещание «будете как (бы) боги, знающие добро и зло» (Быт. 3, 5) Это «как бы» ржавчиной изъедает сегодня всю правду земли. Вроде бы нельзя быть «как бы беременной» или «как бы женатым». Но, оказывается, можно как бы любить или как бы ненавидеть. На письме это «как бы» выражают смайлики. Мы выбираем не каким быть, а кем быть. Поэтому каждый раз, когда человек претендует на что-то, не становясь этим по существу, он уподобляется падшему ангелу. Гордыня – это листва, под которую прячется падший человек от Бога; гордыня и осуждение ближних, ибо судья не нуждается в защите.

Когда я гордынюсь, Бог оставляет меня, отворачивается и отнимает Дух Святой. Я холодею от ужаса и одиночества, но продолжаю говорить что-то от первого лица. Вот человек в беде, и над ним Бог, Который не может или не хочет помочь ему, какое иррациональное, несправедливое всемогущество! Господь, - слава Ему! – несправедлив. Ибо справедливость есть самая ужасная химера. Для того, чтобы справедливость могла распустить над нами свои темные крылья, мы должны стать одинаковыми ростом, цветом кожи, полом, должны начать одинаково думать и быть слепленными из одного теста. Но мы все разные, Творец любит разнообразие, непохожесть и уникальность. Божественность всемогущества именно в его несправедливости. Справедливость есть окончательность, как всякий суд. Но суд еще впереди. Мы еще не поставили финальную точку в нашей жизни, мы еще не отдышали последний вздох, наша песенка не спета. Мир – рай становящийся, но еще не ставший. Поэтому, когда мы вторим слова молитвы Господней «Да приидет Царствие Твое» - мы своей жизнью протестуем против богооставленности. Царствие Небесное может открыться нам отблеском в другом человеке, отблеском ярким, ослепительным. Но в нас самих, это Царство – становящееся, и иногда в самом начале. Как церковный долгострой.
Наша жизнь хрупка. Мы не ведаем вкус небытия. Мы все время живы, живы, живы, даже не с чем и сравнить. Но именно беззащитность добра перед силами мира, показывает нам всю глубину того трагического противоречия, что наш Творец – страдающий Бог. В глубине этой беззащитности перед всем злом мира мы хрупки, как хрусталь в руках пьяницы. Как ни парадоксально, но само оставление Богом нас, рыдающих на груди у этого мира, есть и предельное уважение к нам. Господь говорит всему злу: «Вот мучайте этого человека, и он не отречется от Меня!» Но так говорит Он о мучениках и исповедниках своих. А нам, наивным, говорит: «Все вы соблазнитесь о Мне…- и тут же утешает, - по воскресении же Моем предварю вас в Галилее» (Мф. 26, 31-32). Да, мы - предатели, но нам остается просто ОСТАВАТЬСЯ там, куда Он нас поставил. Оставаться и ждать, когда нас будут предавать на мучения и убивать; и мы будем ненавидимы всеми народами за имя Его (Мф. 24, 9).
Предатели, но в нужном месте. Потому что на себя надежды нет, всяк человек – ложь. Поэтому и Давид понимает, что оставление – неминуемо, и просит, чтобы оставление было в меру: «Не оставляй меня совсем» (Пс. 118, 8). Он оставляет нас столько, сколько мы сможем вынести. А на многое мы не способны. Мы ведь, подобно Иову, богобоязненны не даром. Но наша богобоязненность ограничена нашей гордыней, и где она заканчивается, там и наступает одиночество с воплями: «Не оставь… не отыми…»
Счастье – быть частью мира Божьего, но это вызов миру, поэтому счастье хрупко, как и сама жизнь. Одна моя знакомая студентка вышла замуж, родила ребенка. И вот, однажды в воскресный день она сидела на диване. Муж пил пиво и смотрел телевизор, а на ковре перед ними ползала их маленькая дочь. И вдруг этой молодой женщине стало невыносимо тоскливо. Неужели вот так и пройдет жизнь? Муж будет пить свое пиво, ребенок ползать, и они вот так тихо и скучно будут сидеть на диване. Ей стало невыносимо и скучно, и ужасно. Ей захотелось праздника жизни, веселья и радости. Она стала звонить подругам. Подруги позвали ее на вечеринку. На вечеринке было много народу, она пила вино, смеялась, танцевала с парнями. А потом, напилась пьяная и согрешила с одним из парней в ванной комнате. Утром, вслед за похмельем нахлынул ужас. Она пришла ко мне вся зареванная. Ей было горько и стыдно. Я выслушал ее и лишился слов. Все, что я смог промямлить, так это предложил сходить на исповедь к священнику, попытаться остановить этот УЖАС в душе. И вот тогда она мне преподала урок, который я сохраняю на всю жизнь с благодарностью. Она устала плакать, остановилась и, глядя в пустоту перед собой, вдруг сказала:
- Вот вы как-то говорили нам, что нужно спасать свою душу. Я сегодня утром увидела перед собой мир моей жизни, как бы сжавшийся в шар. Внутри этого шара была наша комната, в ней я сидела на диване, муж пил пиво, а дочка ползала по ковру перед телевизором. И этот шар висел на тоненькой-тоненькой нитке, которая уходила вверх в темноту. Я вдруг всем существом поняла, ЧТО нужно спасать. Нужно спасать обыденность нашей жизни, потому что она держится на чуде. Эта нить такая тонкая, она легко порвется. Вот вчера я сидела на диване и скучала, а сегодня может уже ничего не быть: ни мужа, ни ребенка, ни нашей квартиры, ничего. Нужно спасать то, что окружает нас ежеминутно.
Вот когда моего сердца коснулся трагический оптимизм христианства: дух не боится смерти, даже когда терпит поражение. И всякая трагедия УЖЕ содержит в себе свое разрешение, содержит утешение. И Псалом знает, верит, что всякая печаль богооставленности оборачивается воскресением. Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны богооставленные, ибо не отвергнет их Господь от лица Своего, не отнимет от них Духа Святого. Сердца сокрушенного и смиренного Господь не уничижит.

ЖЖ Мирослава Бакулина