Благодаря своему деду-художнику и подаренной родителями "Смене-8" я был классным фотографом. А Тихонов был фехтовальщиком. Выступал за какую-то там сборную и имел законное право приходить в школу не часто. Те же обстоятельства давали ему право, отвечая урок, нахмурить озабоченно на несколько секунд свое тонкое лицо Д'Артаньяна, а затем, просияв вдруг прекрасной улыбкой, выдохнуть облегченно: "Не знаю!" Был он высок, строен, незамутнен и, наверное, нравился девочкам - не помню. А из-за него выглядывает Вовка.

Вовка - ДЦП-шник. Растила его одинокая мать - полная, рыхлая и неопрятная женщина с плаксивым голосом, от которой я всегда брезгливо держался подальше. Я называл ее помесью овцы с коровой: она колыхалась и блеяла. Правда еще отвратительнее мне казалась жившая с ними бабка, больше похожая на жабу. Сам Вовка (они жили в соседнем подъезде) поначалу меня пугал. В детстве был он непомерно велик костями, выходил на улицу, опираясь на руку матери и напряженно вытягиваясь вверх жилистым телом. Шел, выбрасывая ноги во все стороны, но при этом весь был как-то закручен винтом вокруг своей оси. Говоря, он яростно выдыхал лишь какие-то гласные вместе с мощным потоком странно пахнущего воздуха. Я категорически отказывался бывать у них со своею матерью, которая зачем-то с ними общалась.

Класса с третьего он вдруг начал ходить в школу. Сперва - со своей ужасной матерью, сидя с ней за самой дальней партой. Она переворачивала ему страницы учебника и шептала на ухо свистящим шепотом, приводя меня в ужас. Что-то заставляло меня поминутно оборачиваться на них, трепеща и забывая об уроке. Потом он стал ходить в класс один, мать лишь провожала его до школы. Его не вызывали к доске и не проверяли заданий, но он возился там у себя на Камчатке с какими-то карандашами и книгами, роняя их и сопя на весь класс.

Сперва одноклассники мои дорвались, принявшись радостно издеваться над ним всеми доступными способами. Но Вовка на любое внимание к своей персоне радостно отзывался широченной перекошенной улыбкой Крокодила (его так и прозвали), выдыхая восторженно свои трубные звуки. Самые жестокие шутки в свой адрес он воспринимал, как веселую игру.

Постепенно, впрочем, к нему привыкли. Сперва он стал привычной мебелью, за которой иногда даже надо ухаживать, чтобы не стояла в проходе и не собирала пыль. С таким видом мальчишки поднимали с пола рассыпанные им вещи или помогали спуститься с лестницы - чтоб не мешал под ногами. К середине школы это стало привычкой. Да и шутить с ним стали как-то по-другому, специально чтобы вызвать у него эту улыбку, которая вдруг оказалась доброй и искренней. Мы научились понимать его вздохи, но и речь его становилась все яснее, а учителя иногда листали его тетради с почти нечитаемыми каракулями. Когда его впервые вызвали к доске, он от волнения и счастья вновь замычал, сдержанно улыбаясь. Я вообще заметил в тот момент, что не только напряженно выпрямленное тело придает ему видимость гордой осанки. В своей приветливости ко всем и постоянной борьбе с окружающими предметами он никогда не выглядел униженно.

Он сдавал экзамены со всеми вместе. Уже почти взрослые, мы дружески обнимались с ним на выпускном. Он устроился куда-то на специальную инвалидную работу, я встречал его иногда на троллейбусной остановке, одного солидно едущего на службу. Получал он, естественно, гроши, и когда мы узнали о смерти его матери (бабки уже давно не было), то решили, что без инвалидного дома он не проживет. Несколько раз моя мать заходила к нему, подбрасывая какую-то мелочь. Но потом мы переехали в другой район и больше я его не встречал.

Тогда же я узнал, что отец оставил их после его рождения. Вовка не ходил, почти не двигался, не говорил и считался безнадежным. Мать, сама больная сахарным диабетом, занималась им круглосуточно. После 6 лет он встал на ноги и она три года добивалась права водить его в школу (с такими положено было заниматься на дому). Учителя очень не хотели брать его к себе в класс, объясняя, что дети теперь пошли - звери, и его со свету сживут, и сами еще большими садистами станут. В общем - одни лишние заботы... 

ЖЖ автора