Гнев на самого себя

 Какое все-таки странное понятие – стыд. Сколько раз слышал это слово в детстве, подумать страшно. В школе, например, чуть случись чего, и сразу же: « — Как тебе не стыдно?» Или уже в утвердительной форме: « Тебе должно быть стыдно…». Или даже так: « Стыдись, так себя не ведут». А мне вот, почему-то было совсем не стыдно. Да и чего там было стыдного, если разобраться? Ну, забыл спортивную форму на урок физкультуры. Или сменную обувь. Ну, там, стишок не выучил, не подстригся вовремя, на переменке с друзьями по коридорам бегал. Вот, в сущности, и весь «криминал». Но учителя, видимо, вполне искренне считали, что стыдиться тут есть чего. И настойчиво взывали к моему чувству стыда, скорбно поджимая при этом губы, и делая строгие глаза. Наивные были люди, ей право… Как будто чувство стыда можно разбудить в человеке шаблонными фразами, да еще сказанными походя, между делом!

Недавно в торговом центре стою, жду лифт на четвертый этаж. Рядом – корпулентная дама в малиновом пальто, и черной шляпе с широкими полями. Тоже ждет. Лифт пришел. Я спокойно вхожу в открывшуюся дверь, становлюсь к стеночке и жду, пока войдет моя попутчица. Ну, чтобы двери закрыть. И тут она мне возмущенно заявляет: « — Как вам не стыдно, мужчина! Могли бы сначала женщину пропустить». А мне вот, опять не стыдно, и все тут. Я совершенно точно знаю, что даже по нормам этикета мужчина должен входить в лифт первым, а выходить последним. Потому что лифт это зона повышенной опасности. Короче, я тогда твердо знал, что все сделал правильно. А она, бедолага, стоит рядом, и обиженно так на меня смотрит. Ждет ответа. И что тут делать? Прочитать ей лекцию по этикету? Объяснить, что обиделась она зря, и стыдиться мне тут абсолютно нечего? В общем, пробормотал я свое «извините», да и вышел на ближайшем этаже, чтобы не возмущать ее своим присутствием.

Что же такое вообще этот самый стыд? Из всех известных мне определений больше всего понравились два. Это слова архимандрита Платона (Игумнова), определившего стыд, как «страх потери уважения в глазах тех, перед кем человек уронил свое достоинство». И фраза Федора Михайловича Достоевского, считавшего, что «стыд – это гнев на самого себя».

И то, и другое, на мой взгляд, верно. Но есть одно важное уточнение, без которого эти определения трудно свести воедино. Достоевский говорит о внутреннем переживании стыда, о его психологической составляющей. Отец Платон – о внешних причинах этого переживания. Но ведь есть еще и такое понятие, как ложный стыд. Причем, у различных групп людей критерии его будут самые различные. Для нудистов, к примеру, ложным стыдом будет нежелание человека обнажаться в людном месте. А для православного христианина — стесняться исповедовать свои грехи перед священником.

Как тут объективно разобрать, где стыд истинный, а где – ложный?

Думаю, для христианина здесь есть лишь один надежный путь: бояться уронить себя не перед людьми, а перед Богом. Потому что людей много, и понятия о должном у них очень разные. А Бог один. И Он всех видит. Тут уже не спрячешься и не обманешь самого себя высокомудрыми объяснениями собственной мерзости. Наверное, истинный стыд это и есть страх Божий, и гнев на себя самого за соделанный грех.

Александр Ткаченко

В защиту комфорта

Стремление к комфорту в христианстве принято рассматривать как нечто недолжное. И странно было бы это оспаривать: ведь вся история православной аскетики по сути дела состоит из убедительнейших описаний добровольного лишения себя не то, что комфорта, но даже самых элементарных бытовых удобств. Ничего равного по силе и глубине самоограничения, мир до христианства не знал. Например, знаменитый философ-киник Диоген Синопский жил в бочке, с сожалением говорил, что не может отказаться от кружки для питья воды, и мечтал уподобиться обыкновенной собаке, которая ни в кружке, ни в бочке не нуждается. Благодаря такой экстравагантности Диоген вошел в историю античного мира как некий образец аскезы. Где он похоронен точно не известно. Памятные плиты, посвященные Диогену, есть в нескольких городах Греции. На одной из таких плит в его родном городе Синопе, откуда философа когда-то изгнали, стоит следующая эпитафия:

Время точит и камень, и бронзу,

Но слова твои, Диоген, жить будут вечно!

Ведь ты учил нас благу довольствоваться малым

И наметил пути продвижения к счастливой жизни!

Но на фоне преподобной Марии Египетской, этот древнегреческий аскет выглядит изнеженным сибаритом и любителем изысканных удовольствий. Ведь питался он объедками с городского рынка, там же добывал себе остатки вина, недопитого торговцами после удачного дня, да и в прочих маленьких радостях себе не отказывал, хотя и довольствовался во всём, что называется, третьим сортом, который, как известно, не брак.

Мария же Египетская, покаявшись в распутной жизни, ушла в пустыню, чтобы никогда больше не возвращаться к людям. Там она провела тридцать семь лет. Чем она питалась среди песков, как спасалась от жары и холода, – всего этого мы никогда не узнаем. Мы вообще знаем о ней лишь по счастливой случайности (которая, конечно же, вовсе не случайна). Незадолго до своей кончины Мария впервые за все эти годы встретила среди песков человека. Это был странствующий монах Зосима, которому она и рассказала историю своей жизни. К этому времени Мария Египетская достигла удивительных высот святости. Зосима видел, как она переходила реку по воде, а во время молитвы отрывалась от земли и молилась, стоя на воздухе.

В сравнении с уровнем отказа от всех житейских благ святой Марии, синопский философ терпит сокрушительное и неоспоримое поражение.

И в то же время, как это ни странно прозвучит, оба они и Диоген, и Мария Египетская пользовались комфортом. Ведь латинский корень, от которого происходит это слово, буквально означает защита, укрепление. Чем, как не таким укреплением был для Диогена его знаменитый пифос – большой глиняный кувшин для вина, в котором философ ночевал и прятался от полуденного солнца? Очевидно, что пифос обеспечивал Диогену определенный уровень комфорта

С Марией Египетской всё обстоит еще интереснее. Дело в том, что в английском языке слово комфорт служит основной для обозначения Святого Духа. В англоязычном Евангелии слово Утешитель звучит не иначе, как – комфортер. Отказавшись от благ мира сего, святая Мария Египетская не отказывалась вовсе от укрепления, утешения и защиты, то есть от комфорта, в буквальном его значении. Она лишь приняла решение просить это утешение и защиту непосредственно у Бога. И Господь тридцать семь лет хранил её в пустыне от всех угрожавших ей опасностей.

Ну а то понимание комфорта, которое сегодня считается общепринятым, свидетельствует уже о нашем решении, о том понимании защиты и утешения, которое сформировалось у современного человека. И, наверное, нет ничего плохого в удобной мебели, стиральных и посудомоечных машинах, кондиционерах и холодильниках. Все эти вещи действительно защищают нас от различных неудобств, и можно только поблагодарить их создателей за эту защиту и укрепление. Тревожит лишь одно. Подлинным достоянием человека можно считать лишь то, что у него невозможно отнять ни при каких обстоятельствах. Потому-то и сетовал Диоген на свое хрупкое имение, потому и выкинул свою кружку, увидев у ручья какого-то мальчишку, пьющего воду из пригоршни. Но от пифоса отказаться уже не смог. И уж тем более не смог отказаться от того третьесортного обеспечения остатками провианта и вина, которое давала ему жизнь рядом с городским рынком. то было бы с ним, лишись он этого своего комфорта? И что будет с нами, если мы лишимся в одночасье всего, что делает нашу жизнь такой удобной и позволяет чувствовать себя защищенными от житейских невзгод?

Фома