Сегодня нечасто приходится услышать интересный разговор, такова уж современная реальность — люди стали меньше общаться, отдавая предпочтение интернету или телевизору. Поэтому мы решили пригласить на беседу сразу трех православных священников — прот.Александра Авдюгина, прот.Андрея Ткачева и прот. Константина Иванченко.

Об актуальности и эксклюзивности Православия

о. Александр Авдюгин: Сегодня неординарное событие — я в первый раз в гостях у отца Андрея. И собрались мы тут не для того, чтобы поговорить ради разговора, а чтобы разобраться, что же на сегодняшний день представляет собой Православие, и как мы его воспринимаем с точки зрения медийности.

Отец Андрей, насколько мы сегодня актуальны?

о. Андрей Ткачев: Человек, который приходит к Богу в зрелом возрасте, может сказать словами блаженного Августина: «О Боже, любовь моя, почему я так поздно узнал Тебя!?» У человека есть реальная претензия к тому, кто сказал ему о Боге, почему он этого не сделал раньше? И в этом смысле актуальность зашкаливает.

Но понимание актуальности Православия приходит только после прихода к вере. Только после факта открытия для себя Православия, Христианства в его святоотеческом измерении и осознании дела Христова. То есть, на сегодняшний день, число заинтересованных в религиозных вопросах людей, мягко говоря, невелико.

Мы можем сейчас прийти ко многим людям и должны прийти, но просить нас будут об этом гораздо меньше людей.

о. Александр: Но те, кто приходят, они же с требованиями приходят?

о. Андрей:  Да, они приходят с вопросами... «А почему там часы у Святейшего такие, почему то, почему это»? Очень многие задают вопросы периферийные и наглые, которые только отвлекают внимание и направляют психическую энергию на второстепенные вещи.

Но в принципе, хранительница единого на потребу Церковь — востребована сумасшедшим образом, просто иногда само понимание востребованности может отсутствовать в человеке.

о. Константин Иванченко: Востребованность есть в любом случае. Потому что даже человек, позиционирующий свою нарочитую скептичность к Церкви, все равно хоть примитивно, но религиозен.

Церковь же кафолична во времени и пространстве — в ней есть полнота, в ней всегда есть все необходимое как для спасения, так и для проповеди.

Но что в Православии является нашей силой единорога для проповеди в миру? И еще важен вопрос — что есть предметом, а что фоном восприятия для церковного человека, живущего в сегодняшнем мире?

о. Александр: Сегодня не хватает понимания Господа. Православие живо по сей день, потому что оно эксклюзивно, оно для каждого свое. С одной стороны, оно всеобъемлющее, с другой стороны, Православие в каждом преломляется по-своему. И оно в каждом человеке видит сокровище, драгоценность, видит образ и подобие Божье.

Вспомните евангельское, когда Господь оставляет стадо и идет за одной овечкой. Православие видит в каждом человеке личность! И если мы сможем сегодня сказать, что Православие видит в каждом человеке драгоценность, пусть и затуманенную многогранными грехами, но если мы поймем и сумеем человека отшлифовать, это будет правильно!

о. Андрей: Мне кажется, я понимаю, о чем вы спрашиваете… Человеку любой эпохи нужно жить в своей эпохе.

о. Константин: Безусловно!

о. Андрей: И чтобы иметь надежду, он должен либо иметь мечту о прошлом, либо дерзание о будущем. Эскапизм или утопизм! Либо убежать из мира, либо создать некую утопию всеобщего равенства, всеобщего счастья и стремиться туда.

Православие тем интересно, что дает совершенно реальную ретроперспективу. Убегая назад — есть куда убежать, а вперед — там Христос. Он – Альфа и Омега, Он охватывает собой все.

о. Александр: Я бы сказал, что наше ретро — это альфа, а омега — это бесконечность.

о. Андрей: Православие очень богатое. Но... Например: есть начинка ракеты, но и она должна иметь носитель. Ступени по дороге к орбите отпадают, а ракета летит. То есть, ракетоноситель должен быть начинен правильными идеями.

о. Константин: Очень точный пример. Апостол Павел говорил с эллинами как эллин, с иудеями как иудей. А в вашей метафоре — образы и слова, которыми Церковь говорит с миром и являются теми ступенями, что отпадают, сама же ракета, собственно, и доносит идеи обожения и спасения до человека.

о. Александр: Церковь видит как всех прихожан вместе, так и каждого по отдельности.  И не просто видит, а еще и понимает.

Я очень часто вспоминаю старого батюшку, отца Якова. Я был очень молодым, ничего не понимающим священником. И вот мы сидели как-то на крылечке его дома и вели беседы о вере, о службе… Тут на меня сел комар и укусил, я его ударил. А отец Яков мне говорит: «Батюшка, что же ты сделал! Надо было просто сказать «кыш». Я ему сказал, что ответить злом на зло очень просто, а вот проявить любовь у меня силы воли не хватает. А он: «Вот когда будет сила воли, тогда ты будешь человеком настоящим».

А отца Якова даже комары не кусали, и не только комары, его вообще никто не кусал… Он не боялся ничего. В любой ситуации он был совершенно спокоен.

Православие и дарит это спокойствие. Не то спокойствие, которое говорит, что не надо обращать внимание на все перипетии сегодняшней жизни. А спокойствие в том, что если ты православный — Господь тебе все дает. И твои намерения Он уже поцеловал.

О сравнительном богословии

о. Андрей: Надо стратегию выстраивать из тех компонентов, которые не были до сегодняшнего дня реализованы. Легко и совершенно органично, не насилуя правду Церкви.

Ну, например, в протестантизме момент личных отношений с Богом был затерт. То есть, людям хотелось лично идти к Богу, не только посредствам бюрократизированной харизмы…

Католицизм средних веков — это бюрократизированная харизма. Сюда пойди, сюда заплати, здесь скажи, здесь причастись и не сомневайся, что все в порядке. А человек хотел лично прийти к Богу. И поэтому люди сломали то, что было, чтобы создать новое.

о. Константин: В православной церковной жизни на первом плане всегда было богослужение и аскетика. Но если у нас Священное Писание органично входило в богослужение, то протестанты использовали его в противовес католическому богослужению.

Католики настолько формализировали свою церковную жизнь, что спровоцировали другую крайность — протестантский «голод по Библии».

Но у нас этот баланс в духовной жизни настолько хорошо сохраняется, что на территориях, где доминирует Православие, вовсе не встречаются протестантские расколы — все они приходят извне.

о. Александр: Самое интересное, что до сегодняшнего дня в семинариях преподают сравнительное богословие и заявляют, что католики запрещают читать прихожанам Священное Писание, а у нас и не запрещают, но и не предлагают…

о. Андрей: Да. И не запрещают, и не предлагают. Сама Литургия Слова, первая часть службы Божьей — это то, что у нас фиксируется в сознании. Самому пропеть, антифоны прочитать, Евангелие прочесть, потом уже херувимскую — это только пол айсберга. А Литургия Слова занимает в Апостольской Церкви равных 50%. Нельзя прийти на Евхаристию, не напитавшись Словом.

Там же обязательно проповедь очень длинная, обязательно надо помнить все псалмы. То есть там – полноценная Литургия Слова, а это то, чего у нас не было никогда, это то, что нам нужно сделать!

Вопрос в общем духе и в том семени, которое засеет все сердца одинаково. Где-то земля травянистая, где-то каменистая, где-то тернии заросшие, а семя то же самое, и оно засевает одинаково всех.

Отношение к Литургии Слова серьезное, это историческая задача нашей Церкви. Это будет попрание протестантизма, причем на корню. А ведь наш народ потому и ходит к протестантам на проповеди. Порой  даже до абсурда доходит: «Можно я буду причащаться у вас, а на проповедь пойду к баптистам? Ведь они регулярно проповедуют, а вы регулярно причащаете».

Людям хочется и причастия регулярного, и проповеди. И если мы не начнем перенимать по-апостольски эстафету первенства в Литургии Слова, то будем терять паству на сегменте протестантизма.

А католику, сколько бы я не распинался, Слово мое не надо, потому что для него важнее – стать на колени и приклониться перед Богом, прославить Его Имя, нежели слушать проповеди…

о. Константин: Я служу в той части Украины, которая ближе к западу, и униаты с католиками территориально к нам ближе. С тем, как раскрывать Литургию Слова, согласен полностью. Но проблема, об которую католики обожглись в свое время, и состоит в том, что они решили Христа разложить «по ребрышкам», они из Евхаристии изъяли Тайну. И поставить после вашего тезиса запятую я согласен, а вот точку – нет.

…Но как быть, если иногда профессорам приходится обыкновенные вещи объяснять — почему в просфоре не хватает кусочка, почему крестятся правой, а не левой рукой. В Евхаристии должна оставаться Тайна. Когда начинают раскрывать в Евхаристии «необъяснимое», у меня глаз дергается. Но вот в каком именно месте оставить эту Тайну? Чтобы она одновременно и журналистами не мусолилась, но и всегда оставалась актуальной темой для разговора.

о. Андрей: «Двери, двери! Премудростию вонмем!» — это же не просто символически. После слова «двери, двери» нельзя, чтобы были чужие в храме. Они должны быть закрыты. Но если выйти из храма нельзя, то и зайти нельзя…

о. Александр: Итак, мы медленно переходим к теме освещения нашей деятельности.

Отец Андрей, меня довольно давно интересует эта тема – Евхаристический канон, то есть центр всей церковной службы…

о. Андрей: Понимаете, дело в чем? Дело в том, что мы движемся в рамках ложной парадигмы. Мы движемся в рамках Святой Руси, в которых, мы полагаем, все должны быть православными, и думаем, что все вокруг действительно православные. И считаем, что должны всем рассказать о Православии, чтобы они из теоретического Православия обратились в актуальное Православие.

Мы движемся в рамках мыслительного заданного импульса, гласящего, что мы должны быть монолитны, как единый народ, как одна Церковь, как один приход, как нечто единое, многорукое, многоглавое, многогласое, многоликое… Все мы должны быть едины. И то, что сейчас это не так – наши недоработки.

о. Константин:  Мы как-то недоразвиты в этом плане…

о. Андрей: Абсолютно верно! А большевики не зря победили — они предложили многорукую, многогласую, многопальцевую структуру, которую люди, потерявшие веру, приняли как свою родную. Они спаразитировали и реализовали очень много наших интуиций…

Так вот. Ничего подобного, что мы все должны быть православными, на сегодня нет ни одного монокультурного общества. 

о. Александр: Группы есть.

о. Андрей: Группы есть, но мы не можем сказать, что мы все православные.

о. Александр: А что, хотите сказать, в России все православные?

о. Андрей: Нет, конечно. Поэтому нужно отказаться от трансляций на всю большую страну наших богослужений. Нужно прививать собственной пастве любовь к богослужению, его красоте и внутреннему содержанию. И нужно привлекать к Литургии Слова прихожан.

О деньгах у священника

о. Александр: Это такая больная тема, если честно… Где гарантия, что твои прихожане твоими все время будут?.. Я не знаю, как в Киеве, но я хорошо знаю о ситуации на периферии, где один священник на один приход.

о. Андрей: Это все понятно. Есть много вопросов, которые стоят денег. За что построить храм, за что расписать его, за что устроить благотворительность?..

о. Александр:  А как вы думаете, священник должен заниматься этим?

о. Андрей: Нет, я думаю, священнику стоит заниматься теми вещами, которые не стоят денег.

о. Александр: Слава Тебе, Господи! Первый раз я это слышу от священника, настоятеля храма.

о. Андрей: Священник должен проповедовать, молиться, обучать, объяснять… Деньги потом придут. Они никуда не денутся.

о. Александр: Я об этом пытаюсь уже столько времени рассказать: если священник действительно проповедует Слово Божье, если он старается жить по Слову Божьему, то и необходимые на храм деньги обязательно придут.

о. Андрей: Хорошо будет не только ему, но и тем, кто возле него.

О медийности и медийном священнике

о. Александр: Давайте, все-таки, перейдем к теме медийности, которая есть не только один из способов получения привлечения спонсора к строительству и благоустройству храма, но и  - миссионерством. Насколько сегодня медийность для священника актуальна?

Изначально говорилось, что священник не имеет права быть медийным. Потом сказали: «Сиди за дверью». Так актуальна ли сегодня такая позиция и нужна ли?

о. Андрей: Я считаю, что всё священник может осветить. Любая область подвержена словесному действию. Это просто вопрос грамотности священника.

Вот я сижу, например, в поликлинике, на столике лежит несколько журналов – не «Огонек» там, а журнал «Драгоценные камни», или «Охота и рыбалка», или «Яхты и острова». Допустим, я листаю журнал «Драгоценные камни». Я в этом не разбираюсь, но натыкаюсь на статью о коллекции драгоценных камней Потемкина, хорошая историческая статья. Я себе начинаю думать: «А Небесный Иерусалим, который имеет 12 оснований, украшенных 12-ю драгоценными камнями…» В принципе, здесь можно найти мосточек…

Священник должен быть креативен и уметь говорить – чтобы суметь зайти на «троянском коне» на чужую территорию, территорию чужого патриархата, чужого халифата.

о. Константин: Получается, степень влияния священника на паству зависит от его интеллекта, эрудиции и от того, насколько он разносторонен и умен.

о. Андрей: Он должен быть способен зайти всюду – и в воинскую часть, и в детский садик, и в ВУЗ…

Раньше в ВУЗах были церкви? Были! Церковь в тюрьме, например, и церковь в ВУЗе. В церковь в тюрьме нужно прийти с состраданием, а в ВУЗ должен заходить тот, кто закончил этот ВУЗ, чтобы ему было не стыдно говорить с профессором. 

Вот зачем священнику быть женатым? Детным и многодетным?.. Почему не монахи священники? Чтобы спокойно ходить в кинотеатр, не согрешая, не нарушая «присяги». Чтобы можно было пойти в ЖЕК, посидеть в очереди, послушать, о чем говорят, пойти в магазин, бассейн и т.д. Для того, чтобы узнать, чем дышит народ, о чем говорит, и потом в этой среде говорить именно на его языке.

о. Александр: Года два назад я опубликовал зарисовку «Я на пляже в Крыму». Вы, думаю, знаете, какую это вызвало реакцию у народа? …Как быть, как себя вести, когда подходят на пляже и говорят: «Батюшка, благослови»? Ведь до сегодняшнего дня так!

о. Андрей: Это болезнь старообрядчества в сознании.

о. Александр: Или другой приме. Сначала я даже не поверил, думал это все из анекдотов… Как-то в Москве мы зашли в старообрядческую церковь, а мой напарник Олег, зашел с фотоаппаратом Nikon, увидев фотоаппарат, нас «попёрли» из этой церкви — просто выгнали, прости Господи…

о. Константин: Nikon — патриарх Никон, а не канон. Канон — это Canon! (смеются)

О культуре и настоящем искусстве

о. Андрей: У Лескова есть прекрасное, но вместе с тем и жуткое произведение – «Мелочи архиерейской жизни».

Он описывает одного православного архиерея, который из дома вовсе не выходил, даже на прогулку, боялся, что благословениями замучают. Жил в затворе, сидел в комнатушке, душным воздухом дышал, ел много, все страдал, даже чтобы зубы полечить, вызывал на дом врача…

И напротив – приводит образ католического епископа, который ходит аккуратный, в рубашечке, пиджачке в театр, на выставку, на художественное собрание, на лекции философского общества… Все происходящее пропускает через себя, интересуется, чем народ живет, абсолютно мобилен, не зажат ложным византизмом.

Ну чем не пример? Прошло уже 150 лет, уже революция минула, уже поиздевались над Церковью как могли, уже все обрушилось. Кого повесили, кому глаза выкололи, кого в дерьме утопили, кого распяли, кого расстреляли, кому олово расплавленное в глотку залили, якобы причастие… А выводы мы так и не сделали.

Вернулись и отреставрировали старые обычаи, мол: только в рясе, только так писать, а не иначе…  Простите меня! Если ты пойдешь в театр посмотреть «Чайку» чеховскую, ты что – Бога там не увидишь, что ли? Да ты должен наоборот пойти в театр, чтобы тебя там заметили, а потом пригласили за кулисы, и ты почетно пообщался с труппой и сказал бы: «Господа, вот в этом месте нужно читать вот так, потому что нужно понимать, что именно имел в виду человек XIX века, когда говорил это и то».

Ведь мы в XXI веке живем. Ты, священник, – хранитель культуры! Ты востребован должен быть везде, где есть хоть маломальский смысл.

о. Александр:  Отец Андрей прав, мы же говорим о слове нашего сознания, какое именно Православие нам дало. Ведь священник должен преподносить культуру.

о. Андрей: Конечно, он должен понимать все.

Пойди и посмотри новый фильм с женой или с сыном, или с дочерью, не обязательно тебе рясой с крестом там всех распугивать…

о. Александр: У меня недавно журнал «Фома» спросил, какие художественные произведения (надо было привести 10 произведений) вы советуете прочитать в Великий пост. Я назвал самые разные произведения – кроме Достоевского, Лескова, Шмелева, посоветовал Маркеса «Осень патриарха» и Шолохова «Судьба человека».

о. Андрей: Прекрасно.

о. Александр: Начался прессинг, мол: почему ты, такой-сякой, советуешь читать такие книги?! Я попытался объяснить: любое художественное произведение, которое тебя призывает к переоценке ценностей, чрезвычайно полезно. Как там у Шекспира: «Я обернул свои глаза зрачками в душу, а там повсюду пятна черноты». И если произведение заставляет тебя это сделать, то его надо читать.

о. Андрей: То есть, медийный священник – это интересный священник. Но не каждый священник – это медийный священник. Он должен быть интересным людям. Личность видна сразу, если она даже еще до конца не раскрыта.

о. Александр: В нашей Православной Церкви не то, чтобы какая-то появилась «каста медийщиков», но все время появляются люди новые, добрые, интересные, с новыми проектами.

Вот как-то на наш Фестиваль православных СМИ приехали три девушки из неизвестного мне Днепродзержинска, которые привезли с собой небольшой спектакль – так показали жизнь маленького монастыря. Я в конце спектакля взял и расплакался.

о. Андрей: Вот, вот оно и есть! Культура прикасается к Богу половиной площади своей.

Для того чтобы существовать чему-нибудь, например, футболу или банковской сфере, нужно хотя бы какой-нибудь точкой прикоснуться к Господу Богу. А культура прикасается всей спиной, всем крылом, половиной тела. Она только о Боге и человеке и говорит. Настоящая культура говорит об одиночестве, о поиске смысла, о тоске, о радости, о сострадании, о слезах.

…Я сижу в зале, и еще человек 500 таких как я, «чайников», сидят, поднимается занавес, на сцену выходит какой-то человек и начинает о чем-то говорить. Живой человек выходит к живому человеку. Я начинаю вслушиваться в его слова и нечто понимать – о себе понимать и о нем понимать.

о. Александр: Если бы он говорил только о себе, нам бы было это неинтересно.

о. Андрей: Конечно, для того он и актер, а не просто дядя с улицы. Это же тайна искусства – человек цепляет в тебе твое скрытое, и он тебе же говорит о тебе.

о. Александр: Отец, Андрей, то есть искусство тогда искусство, когда оно цепляет в тебе твое собственное. 

о. Андрей: Оно цепляет тебя болезненно, потому что хочет вести тебя вверх. Настоящее искусство цепляет тебя выше пупка и хочет тебя вознести…

Но есть такое «искусство», которое цепляет тебя за нижнюю «чакру», чтобы потащить вниз. Это то, за что цеплять очень легко.

о. Александр: У меня есть один друг – о. Сергий Рябко. Я его помню еще с самого-самого, когда Оптина пустынь только начинала возрождаться. Он тогда даже еще не был иеромонахом.

Как-то у нас с ним был небольшой спор по поводу искусства и отношения к Православию и священству. Он говорил: «Я знаю, что настоящее искусство – это продолжение плача Адама перед утерянным раем». И оно выражается в живописи, музыке, да в чем угодно.

о. Андрей: Поиск идеалов. Я не хочу быть только здесь, я хочу жить и в другом мире, я хочу доказать, что я вечен.

Что касается связи священства с культурой, то в нашей культуре далеко не часто встречаются священники-драматурги, священники-писатели, священники-музыканты, священники-журналисты…

А вот у англиканцев старший сын наследовал отца, а младший сын становился священником. Причем священниками они становились по нужде, а не по любви к Богу. Поэтому они искали отдушину в живописи, словесности, музыке и т.д. Так у них появились поэты-метафизики, священники-драматурги, духовные журналисты. Например, целая плеяда настоятелей англиканского Собора Святого Павла – журналисты.

У нас тоже некий легитимизм был: если батя – поп, дед – поп, то я тоже поп, и не потому, что я люблю священство, а потому что я обязан. На сегодняшний день все изменилось…

О журналистике

о. Александр: Отец Андрей, дорогой ты мой! Вот у меня сейчас выпускается 20-полосная газета в Луганске. Я участвовал во всех фестивалях СМИ. Главный крик редактора: «Писать-то некому! Приходится перепечатывать Кураева да Ткачева». Ты уж извини, отец Андрей, но ты уже везде.

о. Андрей: Понимаете, в чем кризис-то? Верующих людей много, да и грамотные все, но не пишут.

о. Александр: Посмотри, сколько у нас докторов наук!

о. Андрей: Нужно переориентироваться. Цицерон говорил: «Кто хочет научиться говорить — должен писать». Научись правильно говорить, научись правильно писать, обрабатывая и оттачивая мысль. Кто пишет — два раза читает. Ни дня без строчки.

Нужно дать задание всем академистам, всем преподавателям, всем сценаристам, всем студентам последнего курса. Перестройтесь, господа! У вас есть местные многотиражки. Придите со своим текстом, и вас возьмут!

А это бессловесное христианство… Когда красивый храм стоит, мощи хранятся, колокол звонит. А кто говорит там?!

о. Александр: Вы уж меня простите, но активность сегодняшнего дня воспринимается так, как будто ты, именно ты, хочешь себя чем-то выделить…

Господь каждому даровал талант. И если у человека талант есть, а он его не приумножает, виноват будет тот, кто тебя останавливает.

Я знаю всех пишущих в Православии людей по Украине поименно и практически со всеми лично знаком. И каждый из них, кого не спроси, говорит: «Ну, вот бы еще кого-нибудь пишущего… Где его найти?»

о. Андрей: Нужно выращивать и воспитывать. Давайте перечислять всех нынче пишущих, да мы на 10-м имени уже начнем задыхаться… Это симптом умирания. А бессловесное христианство – это уже не христианство.

Журналисты-то все крещеные, причем нами крещеные. И при всем этом они полностью индифферентные в вопросах веры. Ну как это так? Значит, нужно проснуться.

Бог не дает человеку или народу 150 лет возможностей или 380 лет возможностей. Он дает человеку 10 лет или 25 лет возможностей. Не использовал вовремя свою возможность, все — нет человека. А это все наказуемо. Лентяи наказаны будут и негодяи, которые мешают труженикам, наказаны будут!

о. Константин: Мы это вырежем, слишком страшно.

о. Андрей: Зачем вырежем? До Страшного Суда нужно понять, что человек, находящийся при власти, запрещающий на каких-то ложных основаниях движение вперед какого-то интересного человека, будет страшно наказан. Христос пришел, чтобы грешников спасти, и горе тому, кто стал у Него на дороге.

То есть, кто такой журналист? Агент влияния, который может один, не выходя из своего кабинета, своей коммуналки, влиять на тысячи сердец.

о. Александр: И в тоже время православность любого журналиста не абсолютна – насколько бы он умен, талантлив и красноречив не был, он должен прислушиваться к тому, что говорят о его творчестве, о том, что он несет в массы.

о. Андрей: Для этого должно быть православное сообщество.

о. Александр: Вот к этому я и веду. Должно быть сообщество. Потому что в любом случае лукавый проявится и никуда не денется. И наш возглас «но избави нас от лукавого» ежедневно, ежечасно, всегда актуален! Это очень опасная штука.

о. Андрей: Безусловно, для этого и нужна соборность.

о. Александр: Не цензура, а соборность. Именно соборное мнение.

…Мне очень нравится, что в последнее время на епархиальных советах  говорят на информационные темы не в том ключе, насколько хорошо о епархии сказали, написали, а об освещении более важных тем в прессе. Все второстепенное не важно.

о. Андрей: Прекрасно! Конечно, нужно развивать это. Ведь душа зажигает душу, других механизмов нет. Душа не зажигается со дня рождения, не зажигается от похоти власти и похоти известности. Душа правильных людей зажигается от огня другой правильной души.

Нужно обязательно воспитывать тех, кто способен к труду журналиста. Нужно делиться опытом. Нужно становиться под перекрестный огонь критики. Не все люди конструктивны. Одним словом, священник — это самое яркое существо, которое может быть в мире, наряду с целым рядом разных существ, но его цель – воспитывать.

о. Александр:  Хороший финал беседы: священник — это самое яркое существо!

о. Андрей: Он должен быть таковым! Священник должен быть человеком проснувшимся, раскрывшимся как личность, распустившимся как бутон, как лотос расцветшим. Для того чтобы привлекать «на запах» других душ. Он не должен быть «скукоженным», он должен «цвести» всегда.

…Любое кладбище — это всегда «поле чудес», где зарыты нераскрывшиеся сокровища, где покоятся нераскрывшиеся художники, философы, не реализовавшие себя инженеры, менеджеры.

о. Александр: …У меня храм стоит на заброшенном давным-давно кладбище. Как-то мы копали землю и поняли, что наткнулись на могилу, поставили железобетонную подушку. Я не хочу сказать, что я в сакральном плане очень чувствительный человек, но…

о. Андрей: Да, там святые есть — 100%!

о. Александр: Спасибо вам, отцы! Я, честно говоря, не ожидал такой емкой беседы. Хорошо, что есть о чем сказать, есть о чем рассказать и есть о чем написать.

о. Андрей: Есть, есть. Слава Богу!