Время радости
Со словом «пост» в сознании нецерковных обывателей обычно связано все самое мрачное, что они воображают о христианстве. Стоит спросить представителя «общественности», любящей ерничать в СМИ и в бытовых пересудах о Церкви : «Что по-вашему значит – быть православным?», он непременно захихикает: «Ну ясно – поститься-молиться и станешь православнутым на всю голову!..»
Впрочем, что говорить об обывателе, когда и мы сами, называющие себя православными христианами, порой плохо себе представляем, для чего нужен Великий пост. Мрачные лица, печальные воздыхания, тщательные высчитывания постных калорий (по-евангельски – «оцеживание комара»), осуждения и уничижения непостящихся близких… Мы забыли, что Великий пост – прежде всего время радости. По той важной причине, что это время бодрствования души и тела в подготовке к встрече Пасхи, к встрече с воскресшим Христом, Сыном Божьим и Человеческим, Своей жертвенной любовью победившим смерть, к самому главному событию – и для всего мира, и для нас лично. Представим себе: влюбленный парень готовится к свиданию с девушкой своей мечты. На этом событии сконцентрированы все его желания и помыслы, весь прочий мир отошел в сторону, и так хочется приготовиться получше, предстать перед ней во всей красе!...Вот примерно для такой вдохновенной подготовки и отведено христианам время Великого поста.
И если этой радости, этой любви к «единому на потребу» - к Христу – в нас нет, вот тогда, увы, и пост превращается в изощренное самоистязание, молитвенные правила и ограничение в пище становятся пыткой, претерпев которую мы сможем гордиться своими «подвигами» (а известно, что именно гордости, главного из грехов, Бог не терпит более всего…). Или – что бывает чаще, поскольку люди мы слабенькие, уставы и каноны церковные не можем выполнять и в сотой мере – в исполнение внешних обрядов, в лицемерие, в отдание долга (кому вот только? Богу?... нет, Ему это не надо: долг мы отдаем своему человекоугодию и тщеславию, стремясь хотя бы выглядеть, перед братьями-сестрами по приходу, постящимися).
Без любви ко Христу и радости от встречи с Ним все превращается в бесовскую карикатуру на христианство: исповедь и покаяние – в бесконечное самокопание, в вязкую зацикленность на себе и своей черноте, в психоанализ, когда мы исписываем целые тетради грехами, плачем перед исповедными аналоями, но лучше не становимся ни на йоту. Молитва – в вычитывание, сквозь дремоту и рассеянность мыслей, полупонятных уставных молитвословий. Причастие Тела и Крови Христа – страшно сказать! – или в благочестивый обряд «для галочки» - вот мол, поговел, отметился, или в приступание к Причастию как к волшебной таблетке от житейских невзгод (как часто видим: тащит мать или бабушка младенца к Чаше, приговаривает: «А вот тебе там ягодку дадут!..» - как она может объяснить малышу, что в чаше – Тело и Кровь Христа, самые реальные, если сама этого не знает, - а ребенок орет и сопротивляется, он, бедный, пока еще честен, не научился лицемерить, как многие взрослые, в своих реакциях …). Церковное устройство и иерархия без Христа – превращаются в придаток к земному государству, в систему бюрократии и насилия над душами, под благочестивым лозунгом «послушания паче поста и молитвы». И вся Церковь земная превращается в своего темного двойника, рассадник суеверий, вражды, лицемерия, косности, и это – наша вина, когда мы забываем о Христе, когда состредоточиваем свои интересы на второстепенном, что бы то ни было – православный туризм, тонкости иконописи, копание в грехах, богословские книги, пение акафистов, украшение храмов. Неудивительно, что в нас, христианах, мир зачастую не видит Христа, и когда мы с пеной у рта обличаем обывателей и пытаемся их обратить в свою веру, они отмахиваются: «В ТАКУЮ веру?! Да ну вас. Вы ничем не отличаетесь от нас, ваша вера не сделала вас лучше…»
Церковь, Тело Христово – состоит из нас. Его Кровь из евхаристической Чаши, принимаемая нами, наполняет и животворит это единое Тело. Но если мы забываем о Христе – для кого тогда проливается Им эта святая Кровь? Забывая о Христе, мы снова и снова распинаем Его, оставляем на кресте, а сами занимаемся своими суетными делами и делишками. И губим сами себя, лишая вечной жизни, лишая той радости, напомнить о которой призван, в том числе, и Великий пост.
Подпаски
Как известно, у пастыря должны быть и подпаски – миссионеры там, катехизаторы, и вообще. У нас, увы, с подпасками обычно напряженно… Но иногда Господь раз! – где-то пороется, найдет кого ни на есть, да и пошлет на побелевшие нивы. Вот и сегодня.
Причашаем с матушками в доме инвалидов, в 5-м корпусе, неходячих. Спешит за мною, гляжу, бабушка Ольга, виду деревенского (было такое подразделение бабушек, помните – на «деревенских» и «городских»), вся как печеное яблочко, в платочке, серые глазки так и лучатся. Ухватив меня за рукав, тянет на второй этаж, вид – страшно взволнованный, озабоченный, акцент – мордовский: «Ко мне в комнату иди! Надо кропить, святить, он что делаит! Всяко, всяко ругаит, надо святить!...» Пока взбирались по лестнице, картина сложилась в воображении примерно знакомая: кто-то там Ольгу ругает, надо ругателя усмирить, а комнату - освятить; дело обычное – в таких местах всегда много ропота, обид, жалоб друг на друга, люди больные, несчастные, часто – склочные, неуживчивые, мало ли… Вышло же – маленько не так.
Сидит в комнате на кровати еще одна бабушка. По тому, как тихо сидит, чувствую – не видит ничего… «Это, говорю, соседка ваша?» Ольга радостно кивает : «Ево, ево!! Он слепой…»
Слепой, да. Звать – Антонина. Поговорил с ней, выяснил, что верующая, в детстве причащалась, в храм ходила…Привезли ее издалека, поселили, только что, Ольге в соседки. На шее Антонины – крестик, на стене – любовно укрепленная старинная деревянная иконка Божией Матери, в подобии рушничка беленьком (поскольку Антонина слепая, то ясно, что Ольга иконку пристраивала)… Пока исповедовал, причащал – Ольга вилась над нами, как воробьиха над гнездом с воробьенком, вся сияла и плакала от радости. Остатками святой воды – освятил и комнату, - хотя, по-моему, эта сирая чистенькая комнатка и так светилась, нежгучим ясным солнцем, невысоким небом, тёплой весной.
Шёл назад – улыбался…и стыдно было, за такую свою уверенность в нехорошем, за привычку к дерьму жизни.
Праздник непослушания
Все знают знаменитые песни духовныя - плач Адама : "Ой раю мой, раю..."
Вот поет он все да поет:
"Ой раю мой, раю!..
Ой, домик ты мой! Теплая ты моя постелька! Ой кухонька моя пресветлая, ой ежеутренний мой ты завтрачек, сосиски-яишенка!... Ой сотик ты мой забрушенный!... Ой рубашечки мои постиранные, ой носочки вы мои да позаштопанные!.. да житьице ты мое да безнапрягное!..ой да что ж я тебя, домика, лишился дурак!..
Ой раю мой раю!.."
Бог слушает, прислушивается... встрепенулся: -Эй, Архангел! ты тут? -Тут, Господи, тут я. -Мечом вращаешь? -Вращаю, Господи, не извольте беспокоиться...Вот сейчас только руку поменяю, - притомился. -Ну-ну, служи... А что этот...всё поёт? -Поёт... -А что поёт-то? -Да всё то же - раю мой да раю... -Да?... А ну-ка, ну-ка!...вот!...слушай: а не поёт ли он: "Папа мой, Папа"?! А?! Может, Я уже выйду, позову его обратно?!! -Нет, Господи, послышалось вам... уж простите. Это он всё про рай. -Послышалось?... да...эхх. Ну что же.
И опять садится, и вздыхает, и вслушивается... и всё ждёт и ждёт.
Антанас Мацейна "Тайна беззакония":
"Если мыслить религиозно, вековечный враг Бога прекрасно знает, что Христос воскрес. Но этого он никогда не признает и не провозгласит миру. Он может признавать историчность Христа, Его месссианство. Его беспредельное влияние на мировую историю, но он никогда не признает Его воскресения. Антихрист может принять участие в нашем Рождестве и стоять подле яслей; он может петь вместе с нами «Восплачьте, ангелы» в Великую Пятницу; однако он никогда не примет участия в Пасхальной процессии и никогда не возрадуется с нами при звуках «Радостного дня». Признать воскресшего Христа — означает признать Его тем Единственным, Который есть и Который должен прийти; это значит восславить Его и перед Ним преклониться. Это может сделать даже самый грешный христианин. Но этого не может сделать «незапятнанной нравственности» антихрист. Идея воскресения — меч, разделяющий души. "
ЖЖ о. Сергея |