Продолжаю публикацию воспоминаний зарисовок о старцах нашего времени Псково-Печерских. Начало см. здесь

Архимандрит Феофан Малявка

Как вы представляете себе человека, принявшего монашество в 1937 году? Правильно: мощного, крепкого катакомбника, который не боится ни лагеря, ни смерти, ничего на свете. Так оно и есть, только о. Феофан по внешности абсолютно опрадывал свою фамилию: старчик роста менее полутора метров, с тихим как шелест листвы голосом, кротким взглядом и вечной улыбкой на устах. Он принял монашество в 1937-м, в этом же году попал в лагерь, всю войну прошел в штрафных батальонах, а потом, когда отношение властей к Церкви стало лояльней, опять вернулся на нары.
Мы спрашивали его: "За что же вас так, батюшка?" А он только отшучивался:"За грехи".
Я был в монастыре уже полгода, знал всех отцов и братьев по лицу и по имени, а вот о. Феофана никогда не видел. Однажды выхожу из своей кельи и на пороге соседней вижу маленького старца, который внимательно смотрит на меня и во весь рот улыбается. "Вы здесь живете?"- вырвалось у меня.
"Я два года болел, не вставал с постели. Потом вывели меня на солнышко, а все прихожане дивятся:"Разве ты не помер, отец Феофан?"
  Так я с ним познакомился, и после этого стал захаживать к нему ежедневно. Это был очень легкий, чистый, светлый человек. В нем вообще не осталось осуждения, ропота, гнева, зависти и всего того, что тянет человека вниз. " Я - счастливый человек. Господь оставил мне три вещи: я могу служить литургию раз в неделю, могу дойти до трапезной и до бани. Что нужно еще монаху?"- так говорил он. 
  Ходил он очень медленно, расстояние до храма, которое молодой послушник преодолевал за пару минут, он осиливал минут за сорок. У него всегда был провожатай - белоголовый отрок лет восьми, примерно одного с ним роста. Было весьма умилительно наблюдать за их шествием. Вокруг бегали и суетились люди, а они шли и шли, останавливаясь, беседуя о чем-то, рассматривая небо, ветви деревьев, птиц.
Он не был ни проповедник, ни богослов, хотя всегда читал что-то. Но при этом вся его жизнь была учебником богословия и проповедью благочестия. И я позабыл множество умных книг, которые некогда прочитал, но я всегда, каждый день помню образ о. Феофана. Он помогает мне реально, лечит от уныния и от духовной немощи и указывает путь, по которому нужно идти.
Без всякого сомнения он наследовал землю кротких.
Смиренный и кроткий, и в то же время крепкий и стойкий: отец Феофан Псково-Печерский...

Архимандрит Иоанн Крестьянкин

Может возникнуть закономерный вопрос: почему, рассказывая о блаженных Псково-Печерских старцах, я умалчиваю о самом, может быть, главном из них - отце Иоанне?
Во-первых, всему свой черед, а во вторых о нем сказано столько много, что трудно добавить еще что-то.
Я не могу похвалиться тем, что много общался с ним. Паломникам, которые стекались к сему дивному старцу со всех концов страны, повезло значительно больше чем нам, живущим в обители. Если кто-то из братии подходил к нему со своим вопросом, он отвечал:"Подожди немного! Вон люди с Камчатки прилетели всего на один денек, а ты всегда здесь, рядом!"
Я помню, Ваня-плотник даже раскричался на старца:"Я, когда в миру был, каждый месяц с вами беседовал, а теперь два года достучаться не могу!"
Но о. Иоанна понять было можно. Когда он шел после воскресной литургии из Михайловского собора до своей кельи, шествие его иногда растягивалось на часы. По всему пути следования паломники устраивали "засады". Первая засады была еще в алтаре - там ожидали его чада в сане. Вторая засада была на выходе из храма, потом на площадке перед лестничным спуском, потом на каждой площадке лестницы, у дома наместника у колодца, у братского корпуса.
Однажды, рассказывают, он благополучно преодолел все "засады", скинул в келье мантию и крест, поспешил, простите, по нужде. Но в коридорчике, ведущем в туалет, его ждала высокая девица. "Батюшка,- спросила она,- а можно я вам спою?" Старец, говорят, так и присел. "Ты споешь, я спляшу, что же у нас, милая, будет: не монастырь, а дурдом!"..
И все же он старался по мере сил ответить на каждый возникавший у человека вопрос, если он был, конечно, важным. Свет в окне его кельи горел почти до утра - он отвечал на письма. А шествуя в толпе, он внимал каждому голосу. Если что-то было неважное, он шутил, смеялся, но если проблема была тяжела, то он задерживался надолго, распрашивал и отвечал обстоятельно, не обращая внимания на усталость, непогоду или других людей.
Как-то помню, один высокий и красивый русский человек говорил ему что-то, бил себя в грудь и все время повторял:"Мы, православные!... Мы, православные!.." О. Иоанн наклонился к нему и громко, чтобы все слышали, поправил: "Не православные, а стремящиеся быть православными. Кто такой православный? - тот, кто правильно славит Бога. А кто првильно славит Бога?- тот, кто выполняет заповеди Моисеевы и заповеди блаженства. Мы, грешные, их не выполняем, поэтому Бога славим неправильно, и, значит, мы не православные, а только стремящиеся ими быть! В лучшем случае..."
Так говорил старец. А мы сейчас все что ни поподя православным называем - кино, торговлю: в Марфо-Мариинской обители даже ателье православной моды открылось.
Грустно. Мы не понимаем глубинной сути слов. Мы теряем благоговение к святыни, а значит, к людям и к Богу. И Дух Святой оставляет нас. А мы потом кричим:"За что и почему?"...
Дивный старче Иоанне, помогай нам!...

 

Архимандрит Адриан Кирсанов

Можно по-разному относиться к бесноватым и к тем, кто ими занимается. Я, например, не очень признаю латинский чин "отчитки от беснования". Но тем не менее отдаю дань уважения отцу Адриану, который много лет "отчитывал" одержимых нечистыми духами. Я не знаю ни одного, кто бы исцелился от этого недуга, но все они были бесконечно благодарны старцу, служившему им. Ведь от них , будто от прокаженных, отвернулись все - друзья и близкие, даже дети. А в церкви, когда начинался у них приступ болезни, на них косо глядели и миряне, и монахи. Им, конечно, приятней слушать сладкие звуки песнопений, чем безчинные и дикие вопли бесноватых. Не отвернулся только он, о. Адриан.
Есть старцы однозначно светлые, даже веселые, вроде о. Иоанна и о. Николая Гурьянова. Отец Адриан - другой, дух у него сумрачный, суровый. Он привык общаться с теми, кто лает, чирикает, ругается матом, вопреки своему желанию. Он день и ночь ведет невидимую брань не против крови и плоти, а против духов злобы поднебесной. Он созерцает искаженную, почерневшую, больную, одержимую душу человеческую, поэтому на его устах можно редко увидеть улыбку. При этом от него осязаемо веет добротой, любовью и великим смирением.
Наверное, не было в монастыре человека, который бы претерпел столько искушений от священноначалия, сколько выдержал о. Адриан. Его в свое время изгнали из Троице-Сергиевой Лавры. Он, будучи уже игуменом в Печорах, по несколько месяцев жил в общей келье, где 38 кроватей и столько же довольно шумных и болтивых поломников. Ему запрещали служить, принимать своих духовных чад. Но никто не слышал от него ропота. Только однажды, как раз во время моего жительства в монастыре, он отчаялся и написал письмо о. Софронию Сахарову в Англию. Говорил, что устал, просил благословения оставить свои занятия с бесноватыми, просился в монастырь к нему, о. Софронию. На что получил краткий и недвусмысленный ответ:"С креста не сходят, с креста снимают." И он остался там, где был. Еще много лет он служил больным и всеми отверженным. Потом затворился, потому что не осталось сил. Но и до сих пор он не оставляет своих чад, ведет их по жизни. Он жив, слава Богу, и пусть живет как можно дольше.
Последний из великих старцев Псково-Печерских...
 

 Схиархимандрит Агапит

Схиму он принял перед самой смертью, поэтому большинство псково-печерских паломников старшего поколения помнят его под именем Афиноген. Я лично его не знал, хотя впервые монастырь посетил в 1979 году, как раз тогда, когда старец скончался. Зато слышал о нем много удивительных рассказов, некоторые из них передаю.
Он пришел в монастырь в 1903 (!) году, а 1911 году был уже монахом. Он сидел в лагере, был продан немцами во время отечественной войны в рабство латышам, потом скрывался вместе с печерскими братьями в лесу, после войны служил на о. Залите, как раз перед о. Николаем Гурьяновым, после старца Симеона занимался бесноватыми. Он прожил очень долгую жизнь - почти 98 лет, этот маленький, но великий духом старец.
Мне рассказывали два монаха, которые отличались трезвостью ума, как однажды видели его в бане, сидевшим над полком ... сантиметров так на десять. Просто забылся старец в молитве.
Одно время в монастырь привозили настоящего бесноватого юношу. Когда у него случался приступ болезни, он со страшным криком вырывал из земли столбики, ограждавшие Кровавую дорожку, как будто они были сделаны не из цемента, а из пенопласта. Десять крепких мужчин не могли его связать, он раскидывал их как малых детей. Тогда звали о. Афиногена. И когда он, немощный и невыский и старенький, приближался к больному, тот успокаивался, переставал кричать. Старец обнимал его за плечи, уводил к себе в келью, поил его чаем с вареньем, и через некоторое время юноша выходил спокойный, просветленный, и так жил без припадка несколько дней.
О. Афиноген был одним из последних старцев, который видел живого Иоанна Кронштадского.
Без всякого сомнения, он оказал огромное влияние на подвижников, о которых я рассказывал раньше.
Так о. Иоанн часто раздражался, когда его называли старцем. "Мы просто опытные священники, вот отец Афиноген был настоящим старцем".
Думаю, что так и было.
Люблю я тех, кто не просто читает или изучает Евангелие, но пропускает через него всю свою жизнь..
 

ЖЖ автора